Тайна баронов Вревских

Лермонтов спустился с обрыва к берегу Кубани, переехал через мост и направился по дороге в Ставрополь. Вскоре на горе показался город.

Здесь многое изменилось после смерти Вельяминова. Павел Христофорович Граббе был один из "прикосновенных" к декабризму генералов. Он был членом Союза благоденствия, но при его закрытии в 1820 году официально заявил о выходе из тайного общества и судим не был. Как и Вельяминов, Граббе старался покровительствовать декабристам. В то же время был инертен, пассивен и слишком полагался на своих подчиненных. Н. Н. Раевский, остряк и шутник, называл Граббе статуей, возвышавшейся в Ставрополе на виду у приезжающих.

Главную роль во всех делах имел начальник штаба А. С. Траскин. Совершенно беспринципный, он готов был на все для собственного благополучия, которое заключалось для него в комфорте и прочих удовольствиях жизни. Ловко устраиваясь, он никогда не участвовал ни в одном сражении и если нюхал порох, то только на парадах.

Траскин умел незаметно подчинять себе людей, играть на их слабостях, делать тщеславных, пустых и легкомысленных орудием осуществления своих планов, которые были не чем иным, как выполнением верно угаданных им желаний Петербурга.

Один из тех, кто в день восстания 14 декабря был при Николае I, он, как все эти люди, пользовался особым доверием царя. К штабу, находящемуся в его ведении, отошла большая часть дел секретного отделения.

Штаб помещался теперь в просторном, прекрасно обставленном помещении, где все было чинно, важно, как в министерстве. Зал в доме командующего войсками также трудно было узнать, благодаря новой, комфортабельной мебели. Появлялся адъютант с шарфом и аксельбантами, и только по его докладу выходил, величественно выступая, Граббе, одетый в мундир, держа в руках трубку с длинным янтарным чубуком.

В Ставрополе не было больше ни доктора Майера, ни Кривцова, ни Голицына.

Доктор Майер служил теперь на Черноморской береговой линии, командиром которой был назначен его друг Николай Николаевич Раевский. Майер жил у него в Керчи, где находился штаб командования.

Голицын и Кривцов уехали домой, получив наконец отставку. Они жили в своих поместьях, среди родных и близких, но под надзором полиции.

В Ставрополе в этом году было довольно многолюдно. Зимовало немало гвардейцев. Одно время был тут и Монго. Он, как и Лермонтов, хлопотал об отставке и ждал ответа из Петербурга. Но в Ставрополе ему показалось скучно, и он уехал в Тифлис. Развлекаться в Ставрополь приезжали молодые артиллерийские офицеры из окрестных деревень, где стояли их батареи. Здесь зимовали в этом году Дорохов и Левушка Пушкин. Наезжали из Прочного Окопа декабристы.

Барон Ипполит Александрович Вревский. Литография

Все лучшее общество собиралось у барона Вревского.

Ипполит Вревский появился в Ставрополе в 1838 году. Это был один из тех добровольных изгнанников, которые предпочитали свободный воздух Кавказа душной атмосфере Петербурга. Человек со средствами и большими связями, он бросил блестящую и пустую петербургскую жизнь и, окончив военную академию, уехал на службу в Ставрополь, да так и остался до конца жизни на Кавказе.

При всем своем внешнем лоске, Вревский был непохож на петербургских светских людей. Непохож был он ни на немецкого барона, ни на штабного офицера. Ипполит Александрович не только не уклонялся от полевой службы, но и оказывался всегда на самых опасных, ответственных участках боя, проявлял неустрашимость и полное спокойствие под огнем. Невысокий, смуглый, с какой-то обаятельной, чуть застенчивой улыбкой, он пользовался всеобщей любовью. Было в нем что-то от широкой русской славянской натуры. А офицерская молодежь ехала к нему как к себе домой.

За короткие встречи во время чеченских экспедиций Лермонтов успел сблизиться с ним. Они были ровесники.

В тот вечер у Вревского собралось особенно много народу, и Лермонтова горячо и радостно встретили. Дорохов и Левушка Пушкин душили его в своих объятиях.

Понаехало много молодых артиллерийских офицеров, с которыми Вревский перезнакомил поэта.

Один из офицеров был всех моложе, похож на девочку, и Лермонтов подшутил над ним. Тот обиделся, но Лермонтов сейчас же успокоил его ласковым словом и поцелуем. Мир был немедленно заключен.

Не то было со штабным офицером, бароном Россильоном. Чем больше выходил из себя барон, тем острее и злее, под взрывы всеобщего смеха, издевался над ним Лермонтов.

В Ставрополе было в то время два барона: Вревский и Россильон. Трудно представить более различных между собой людей! Достоинства Вревского еще сильнее подчеркивали отрицательные черты характера Россильона, его ничтожество, ограниченность, фанаберию. А рядом с Россильоном еще ярче выступали благородство, ум, образование, скромность Вревского.

Лермонтов часто избирал Россильона мишенью для своих острот, преследовал шутками этого фанфарона, за что тот не переносил поэта. Но с тем большим уважением относился Лермонтов к Ипполиту Вревскому, которого никогда не задевал. Такой же симпатией отвечал ему Вревский.

Когда солидные гости уселись за карточные столы, молодежь окружила Лермонтова, который был в тот вечер особенно в ударе и придумал какую-то математическую игру.

Лист набросков Лермонтова, сделанных в Ставрополе 9 ноября 1840 г.

Он роздал всем листки бумаги, предложил написать буквы, обозначив их цифрами, из этих цифр по соответствующим буквам составить вопрос. Приняв от всех вопросы, ушел в соседнюю комнату и через некоторое время появился с загадочным видом и дал каждому ответ. Ответы были так удачны, что вызвали общее удивление. Когда, его попросили открыть секрет, он с серьезным видом произнес целую речь. Говорил о высшей математике, о таинственной связи между буквами и цифрами. И только лукавая улыбка, мелькавшая на его губах, и смех, искрившийся в глазах, выдавали истинный смысл этой увлекательной речи...