Библиотека
Энциклопедия
Ссылки
О проекте






предыдущая главасодержаниеследующая глава

Валерик

В начале июля 1840 года в русском лагере под крепостью Грозной замечалось какое-то необычное оживление. Сновали донские казаки с длинными пиками. Пехота чистила ружья. Линейные казаки на своих маленьких крепких лошадках возвращались с рекогносцировок. Артиллеристы хлопотали около орудий. В центре лагеря, на барабане, сидел генерал Галафеев. Он вызывал полковых командиров, расспрашивал лазутчиков, подписывал бумаги на спине казака, подставленной вместо пюпитра. В стороне между спутанными конями лежали, растянувшись в густой траве, смуглые люди в мохнатых шапках и истрепанных рваных черкесках. Тут были горцы и казаки. Красивая оправа их шашек и кинжалов сверкала на ярком южном солнце. Это были охотники, нечто вроде партизанского отряда, состоявшего при царском войске.

Крепость Грозная - форпост царского командования на левом фланге Кавказской линии.

Как и Владикавказская крепость, крепость Грозная, построенная Ермоловым в 1818 году, состояла всего лишь из земляного вала и рва, но должна была держать в подчинении весь раскинувшийся перед нею край.

Край этот была Чечня, благодатный, плодородный край. Чеченская земля, пересеченная множеством рек, была покрыта вековыми лесами. На широких полянах раскинулись аулы. В чащах ютились хутора. Сакли были окружены фруктовыми садами, на лесных прогалинах созревали богатейшие посевы кукурузы, пшеницы, ржи, ячменя.

Чеченцы были сильным, опасным врагом. Они следили за каждым шагом противника, хорошо зная местность, умели использовать ее для обороны; устраивали засады по пути движения русских колонн, внезапно нападали и так же быстро скрывались в чащах своих лесов. Узнав о приближении русских, они прятали стариков, женщин и детей в непроходимых дебрях, в плен не сдавались, уносили тела убитых и до последней капли крови защищали свой родной край, свой дом, свою семью.

Крепость Грозная. Рисунок А. П. Дьяконова
Крепость Грозная. Рисунок А. П. Дьяконова

Русским войскам приходилось вести здесь самую трудную лесную войну. Враг был невидим, а между тем каждое дерево, каждый куст грозил смертью. Во время похода связь командования с войсками, скрытыми лесом, временами поддерживалась лишь сигнальными рожками, и вся надежда была на сметку и находчивость солдата. Разорвется цепь, и спрятавшиеся в лесу чеченцы с гиком бросались вперед. Растеряются солдаты - и не вынести им костей из этой чащобы.

На бивуаке в Грозной. Рисунок из альбома П. А. Урусова. 1840
На бивуаке в Грозной. Рисунок из альбома П. А. Урусова. 1840

Весной 1840 года соединенные силы Чечни и Дагестана угрожали крепости Грозной, и сюда были стянуты русские войска. А каждый приезжавший в то время в Грозную офицер попадал в самый водоворот событий кавказской войны.

Отряд Галафеева, расположившийся здесь лагерем, готовился в чеченскую экспедицию. В этом отряде находился Лермонтов.

6 июля еще до рассвета поэт был разбужен боем барабана. А ему снился такой дивный сон! Будто вместе с литератором Краевским издают они журнал и обсуждают его программу. И вдруг: бой барабана! Сон прервался. Лермонтов натянул на голову одеяло, но барабан, казалось, колотил над самым ухом. Еще настойчивей барабана был Андрей Иванович. Что-то ласково приговаривая, он стягивал с него одеяло.

Когда сон отлетел окончательно и сознание прояснилось, вспомнилось - вдруг, сразу, - что он на Кавказе, что за дуэль с французским хлыщом Барантом переведен в пехотный Тенгинский полк, что в Ставрополе ему удалось устроиться в отряд Галафеева, что его прикомандировали к кавалерии и сегодня отряд выступает в экспедицию. Все это мигом пронеслось в памяти, когда свежий ночной воздух ворвался в приоткрытую полу палатки. Лермонтов быстро вскочил.

В лагере догорали костры. Ржали лошади в ожидании утренней дачи. А барабан все трещал.

Присев на корточки у костра перед палаткой, Андрей Иванович наблюдал за чайником.

Ополоснуться, одеться, перекинуть шашку через плечо и сесть перед палаткой в ожидании чая было делом пяти минут.

Но в тот момент, когда Андрей Иванович подавал ему горячий, дымящийся чай и он уже протягивал руку к стакану, кто-то вдруг наскочил на него и заключил в объятия. Потом отпустил, оттолкнул, оглядел и воскликнул:

- Так вот он какой, Лермонтов!

Кудрявый человек, закутанный в какую-то старую пеструю шаль, с шашкой, перекинутой через одно плечо, и с громадной баклажкой - через другое, кричал, хохотал, отстранялся, снова разглядывал и снова бросался обнимать:

- Ты что, меня не узнаешь? Иль я не похож на брата?

Но Лермонтов узнал. Он радостно улыбнулся своим детским обиженным ртом и тоже заключил в объятия Левушку Пушкина. Еще накануне он узнал, что Левушка тоже в их отряде, и предвкушал встречу с ним.

- Андрей Иванович, чаю! И ему чаю! Ведь это брат Пушкина.

- А ром у вас есть?

- Как не быть рому, - засуетился тоже обрадованный гостю Андрей Иванович.

Но Левушка, выплеснув чай на траву, оставил лишь немного на дне и долил стакан доверху ромом.

- А что это у вас в баклажке? - продолжая радостно улыбаться, спросил Лермонтов.

- Разве не знаешь? Кахетинское, - ответил со смехом Левушка, осушая стакан рома с чаем.

Лев Сергеевич Пушкин, или, как все звали его, "Левушка", был одним из тех чудаков-оригиналов, которых в то время было немало на Руси и которые протестовали против рутины и пошлости все теми же средствами, которые давала им все та же окружающая жизнь: кто баклажкой с кахетинским, кто кулаками и скандалами.

В его памяти хранилось одно незабываемое героическое воспоминание: восстание 14 декабря. Левушка был в тот великий день на Сенатской площади, среди собравшейся толпы народа. Его учитель по пансиону, друг его старшего брата, декабрист Кюхельбекер, дал ему палаш, отнятый народом у полицейского драгуна, и подвел к Александру Одоевскому со словами: "Примем этого молодого воина". Но это было так давно.

Галафеев А.В. Портрет Д. П. Палена
Галафеев А.В. Портрет Д. П. Палена

Левушка Пушкин - душа общества. Он прекрасно знал литературу и читал наизусть целые поэмы. Особенно же любил стихи своего брата. Левушка и сам писал, но ничего не печатал, избегая невыгодного сравнения.

Беззаботный и храбрый, всегда без денег, которые не держались у него в кармане, он проделывал целые кампании, без слуги, с одной кожаной подушкой, закутавшись в старую шаль, но не расставаясь ни с шашкой, ни с баклажкой с кахетинским, которая обычно висела у него на седле и привлекала к нему веселое общество. А где был Левушка, там всегда было весело. Он не пил ничего, кроме вина, но никогда не пьянел. Рассказывали, что однажды, когда ему сделалось дурно, кто-то крикнул: "Воды!" - и Левушка тут же пришел в себя.

У соседней палатки, наблюдая сцену, происходившую у палатки Лермонтова, стоял Алексей Аркадьевич Столыпин - Монго. Натягивая перчатки, Монго кривил свои красивые губы пренебрежительной улыбкой. Один слуга чистил ему брюки, которые он запачкал, присев неосторожно на пенек перед палаткой, другой держал перед ним растопыренную бурку в ожидании, пока он прикажет накинуть ему ее на плечи.

Монго, секундант Лермонтова на дуэли с Барантом, к суду привлечен не был, но царь тем не менее приказал ему служить: Столыпин, бывший лейб-гусар, уже успел выйти к тому времени в отставку. Лермонтов никогда не был с ним дружен. Красавец Монго был глуп. Он маскировал свою глупость легкомыслием и хвастовством. Во время совместной службы в гусарском полку Лермонтова объединяли с Монго гусарские похождения, так называемые "шалости", в которые Лермонтов был втянут этой развращенной средой. Монго не мог простить родственнику-поэту, что тот изобразил его в смешном виде в одной из своих шуточных поэм. Вынужденный вновь поступить на военную службу все из-за того же Лермонтова, он затаил на него и новую обиду.

Исполняя приказ Николая I, Алексей Столыпин поступил в Нижегородский драгунский полк и отправился на Кавказ заслуживать вновь себе отставку.

Рассвело. Барабан давно замолк. Лагерь пришел в движение. Укладывали вещи, свертывали палатки, вьючили лошадей. Говор и суета возрастали с каждой минутой. И вот наконец орудия запряжены, кони оседланы, солдаты разбирают ружья.

Лагерь был расположен длинным четырехугольником и представлял собой как бы живую крепость. Такой живой крепостью двигался и отряд: авангард и арьергард по ущелью или по долине, боковые прикрытия по горам на таком расстоянии, чтобы чеченские пули не могли бить по колонне, где были войска и обоз. Отряд двигался медленно, иногда растянувшись на несколько верст.

Чеченцы сравнивали русские экспедиции с грозовой тучей: вдруг нагрянет полосой, принесет много бед и разорения, так же и уйдет...

Столыпин - Монго А.А. Акварель художника Марта. 1840-е гг.
Столыпин - Монго А.А. Акварель художника Марта. 1840-е гг.

Подобной тучей двинулся от Грозной 6 июля 1840 года и отряд генерала Галафеева, направляясь через Ханкальское ущелье к аулу Большой Чечень.

Отряд располагается лагерем. Командующий отрядом дает небольшим группам отдельные задания: спалить аул или вытоптать поле. Остальные отдыхают.

Аулы горят, поля вытаптываются, несут убитых и раненых. Так однообразно, изо дня в день проходит время в чеченской экспедиции. Только иногда наталкиваются на большое скопище чеченцев. Тогда начинается настоящий бой.

Подходят к лесу. Лес зловеще молчит. Но эта тишина обманчива. Застрельщики без выстрела бросаются к опушке. Добежав, ложатся. Проходит мгновенье, и лес оживает. Трещат выстрелы с обеих сторон. Лес, оказывается, полон чеченцев.

Сражение в лесу. Рисунок неизвестного художника
Сражение в лесу. Рисунок неизвестного художника

Лишь заняв опушку, входили в чащу. Начиналась драка; она оканчивалась только по выходе из леса. Работали штык и шашка. По временам усиливался огонь. Эхо выстрелов мешалось с гиком чеченцев. Раздавались звуки сигнальных рожков. Вот на противоположной опушке показалась голова колонны, а хвоста еще не видно: он дерется в лесу. Чеченцы провожают арьергард, ждут, когда он выйдет на открытое место, чтобы засыпать его градом пуль.

Уничтожение аула. Рисунок из альбома офицера Тенгинского полка Д. М. Геевского
Уничтожение аула. Рисунок из альбома офицера Тенгинского полка Д. М. Геевского

Сделав первый привал в цветущем, но покинутом ауле Большой Чечень, отряд Галафеева, уходя, сжег его дотла и двинулся дальше, вытаптывая по пути все засеянные поля.

- Мишенька, Мишенька, глянь-ка, что делают! - Андрей Иванович в минуты волнения звал Лермонтова, как в детстве, Мишенька, забывая, что перед ним "барин", царский офицер. Его крестьянское сердце не могло перенести, что топчут посевы, рубят шашками кукурузу, уничтожают крестьянский труд, пусть хоть и чужого народа.

- Нешто это война, разбой чистый, нехристи и те так не поступают! - И голос его дрожал, а глаза наполнялись слезами.

Лермонтов мрачно молчал.

К счастью, ему не давали подобных заданий. Ну, а если бы дали? Что тогда? Поджигать деревни, топтать хлеб...

На следующий день сожгли еще один аул и, вытоптав поля, подошли к селению Большие Атаги. Аул живописно раскинулся по берегам Аргуна. Зеленой стеной поднимаются пирамидальные тополя. Над крышами аккуратных, чистеньких саклей склоняются ветви белой акации. За аулом в таинственной голубой дымке начинается Аргунское ущелье.

Неужели и этот сожгут? Но этот не сожгли, пощадили, потому что здесь решили возвести укрепление и нужен был материал. По той же причине уцелел и аул Чах-Гери. Там был устроен привал, чтобы дать отдохнуть кавалерии, утомленной топтанием полей. Были истреблены все посевы от Грозного до самого Аргунского ущелья.

Идут и жгут... Идут и жгут... То, что слышал Лермонтов в детстве, и то, что описал по рассказам в своей юношеской поэме "Измаил-Бей", он теперь видит сам:

 Горят аулы; нет у них защиты.
 Врагом сыны отечества разбиты,
 И зарево, как вечный метеор,
 Играя в облаках, пугает взор.

Как мог он так живо нарисовать, не видя, картину, которая теперь стоит перед его глазами?

Но аулы пусты, и там не происходит того, что так же, по рассказам, описал он когда-то:

 Как хищный зверь, в смиренную обитель
 Врывается штыками победитель;
 Он убивает старцев и детей.
 Невинных дев и юных матерей
 Ласкает он кровавою рукою...

Теперь старики, дети и женщины спрятаны в надежных, недоступных местах...

Ну, а если бы все это происходило и теперь? Что тогда? Что бы он делал тогда? К счастью, этот вопрос не нуждался в ответе: аулы были пусты.

Лермонтов делал зарисовки отдельных сцен похода, набрасывал строчки стихов, которые потом должны были войти в какое-нибудь пока еще не задуманное произведение. Кочевая жизнь мешала размышлению, приводила "в первобытный вид" "больную душу":

 ...сердце спит.
 Простора нет воображенью...
 И нет работы голове...
 Зато лежишь в густой траве
 И дремлешь под широкой тенью
 Чинар иль виноградных лоз,
 Кругом белеются палатки;
 Казачьи тощие лошадки
 Стоят рядком, повеся нос;
 У медных пушек спит прислуга.
 Едва дымятся фитили;
 Попарно цепь стоит вдали;
 Штыки горят под солнцем юга.
 Вот разговор о старине
 В палатке ближней слышен мне;
 Как при Ермолове ходили
 В Чечню, в Аварию, к горам;
 Как там дрались, как мы их били,
 Как доставалося и нам;
 И вижу я неподалеку
 У речки, следуя пророку,
 Мирной татарин свой намаз
 Творит, не подымая глаз;
 А вот кружком сидят другие.
 Люблю я цвет их желтых лиц.
 Подобный цвету ноговиц.
 Их шапки, рукава худые,
 Их темный и лукавый взор
 И их гортанный разговор.

В эти дни поэт сошелся с декабристом Лихаревым. Лежа вместе в густой траве или пробираясь в лесной чаще, о чем только не говорили! То это были мысли вслух. То вдруг погружались в дебри немецкой философии. Ею так увлекалась тогда передовая русская молодежь. Гегель* только что входил в моду. Но Лермонтов успел познакомиться с его философией в последний свой приезд в Петербург и рассказывал Лихареву. Вместе негодовали на гегелевское учение о "разумной действительности", на примирение с ней, но их привлекала гегелевская диалектика. И в лесах далекой Чечни между молодым наследником Пушкина и декабристом шли все те же философские разговоры, как и в кружках молодежи обеих русских столиц.

* (Гегель, Георг Вильгельм Фридрих (1770-1831)-крупнейший немецкий философ-идеалист. )

Владимир Николаевич Лихарев. Акварель И. А. Бестужева. 1828
Владимир Николаевич Лихарев. Акварель И. А. Бестужева. 1828

Лихарев владел, как родным, несколькими европейскими языками. Много путешествовал. По своему образованию мог бы занимать видный дипломатический пост. На Кавказе ему не повезло. Как и Александр Бестужев, он попал под начальство жестокого тупицы, который искал повода унизить, оскорбить "государственного преступника".

Товарищи видели у Лихарева миниатюрный портрет красивой женщины. Он с ним не расставался. Это был портрет его жены, сделанный когда-то давно, в Париже. Одна из немногих жен декабристов, она воспользовалась правом развестись с сосланным мужем и выйти замуж вторично.

По ночам, когда все заснут, Лихарев что-то подолгу пишет при свете луны, приоткрыв полу палатки. Что это, стихи, дневник, воспоминания? Он никогда никому не показывал свою тетрадь...

Частенько ехали вместе верхом прославленные остряки, Лермонтов с Левушкой. И Лихарев с ними. То и дело присоединялся кто-нибудь из офицеров, привлеченный смехом, шутками и Левушкиной баклажкой. На эти шутки улыбался и Лихарев своей грустной, рассеянной улыбкой.

Бывал в этой веселой компании и барон Ипполит Вревский, квартирмейстер отряда. Он учился одновременно с Лермонтовым в гвардейской школе. По окончании военной академии приехал на службу в Ставрополь. Его старший брат Борис - товарищ Левушки Пушкина по Петербургскому университетскому пансиону. Борис Вревский женат на приятельнице поэта Пушкина, Евпраксии Вульф, с которой Пушкин постоянно встречался в Тригорском во время ссылки в Михайловское. "Зизи кристалл души моей", - писал о ней в "Евгении Онегине". За день до дуэли он долго беседовал с баронессой Евпраксией Вревской, рассказывал ей о своей семейной драме. Вревские и Пушкины были близко знакомы. И в этой компании во время чеченского похода постоянно вспоминали покойного поэта.

После битвы. Рисунок Г. Гагарина
После битвы. Рисунок Г. Гагарина

Наконец отряд приблизился к мрачному Гойтинскому лесу. Над головой было яркое палящее солнце, а из леса смотрел зловещий мрак. Болотные чащи, непроходимые допотопные дебри тянулись почти на семь верст. Ермолов сделал здесь когда-то просеку, но она успела зарасти хотя и мелким, но цепким и густым кустарником. После аула Гехи, за поляной, снова начинался лес, а перед ним, по опушке, в крутых отвесных берегах протекала глубокая речка Валерик. Ее правый берег открыт, по левому тянулся лес, который был прорублен на ружейный выстрел. В лесу таились чеченцы. Здесь была природная крепость с глубоким водяным рвом.

Гойтинский лес и речка Валерик хорошо известны старым кавказским солдатам и офицерам. Многие проходили здесь не раз и хорошо запомнили эти страшные места. Чеченцы искони бились здесь с несказанным упорством. Много крови и чеченской и русской было пролито на этой земле. Потому-то речка эта издавна и получила название Валерик - речка смерти. Подходя к Гойтинскому лесу и речке Валерик, командиры отрядов принимали обычно особые меры предосторожности, а солдаты и офицеры готовились к жестокому бою.

На этот раз при входе в Гойтинский лес чеченцы устроили завалы из толстых стволов вековых деревьев и были недоступны для огня артиллерии. Выбить их из завалов штыками было приказано полку, в котором служил Лихарев. Солдатам того же полка пришлось после взятия завалов рассыпаться цепью по лесу. А чеченцы отстаивали здесь каждое дерево, каждую пядь земли. Лермонтов очень беспокоился за своего друга и старался не терять его из виду.

А потом запылали аулы. Горел громадный аул Урус-Мортан, пылали Гехи. Казалось, весь лес, все небо были охвачены пожаром.

- Смотри, Мишель, какая эффектная картина, - сказал Монго, указывая на зарево. - Ты художник, попробуй-ка написать такую, когда вернемся. Это, пожалуй, будет поинтереснее твоих стихов!

Лермонтов молча отвернулся.

- Ты что, обиделся? Или ты возмущен? Как всегда негодуешь? Жалеешь этих бездельников-головорезов? А я думаю, пусть их жгут, так им и надо. Из-за них нам приходится таскаться по этим гнусным трущобам. Подумать только, за эти несколько дней я загубил чистокровного жеребца, да к тому же еще и ранен один из моих людей. Кто возместит мне эти две потери? Ну, что скажешь, поэт?

Но поэт молчал.

Он мучительно прислушивался, как стонал тяжело раненный слуга Столыпина.

Переночевав около пепелища селения Гехи, отряд двинулся по направлению к речке Валерик.

И здесь его снова встретили завалы. На этот раз, устроив завалы на берегу глубокой речки, чеченцы превратили это место в крепостной бастион.

Лермонтову было поручено следить за действиями передовой штурмовой колонны и уведомлять начальника отряда о ее действиях. Он носился под пулями, не замечая их свиста... Но когда штурмовая колонна бросилась на завалы, он, вместо того чтобы мчаться с донесением, выхватил шашку и бросился вместе со всеми, даже не успев соскочить со своего белоснежного коня.

При Валерике. Рисунок Лермонтова
При Валерике. Рисунок Лермонтова

Завалы были взяты. Бой затихал. Лермонтов разыскал Лихарева, который находился в цепи стрелков. Стрелок, шедший с ним в паре, выбыл из строя, и Лермонтов заменил его.

При Валерике. Похороны убитых 12 июля 1840 г. Акварель из походного альбома Лермонтова
При Валерике. Похороны убитых 12 июля 1840 г. Акварель из походного альбома Лермонтова

- Вот бы Гегеля сюда, под Гехи, на эту речку смерти; стал ли бы он еще утверждать, что все действительное разумно? - сказал поэт.

Но ответа не последовало: Лихарев упал. Как из-под земли выросли чеченцы. Подоспели солдаты, и снова началась резня...

Томимый тоской, Лермонтов вышел на опушку и прилег у батареи. Он слышал, как артиллерист просил картечи. Все прикрытие полегло, чеченцы несколько раз бросались с шашками на батарею, а у артиллериста остался всего один, последний заряд.

Наконец все затихло. Лермонтов лежал ничком, без движения. Было ощущение духоты, теснило дыхание, хотелось спать. До слуха доносились имена его друзей, которые называли со вздохом. Но ни сожаления, ни печали - ничего не было в душе. Все будто онемело внутри. Прямо перед ним лежала груда изрубленных тел. Он не мог оторвать глаз от дымной струи крови, которая стекала по камням в речку.

Какой-то шорох сзади привлек его внимание. Он приподнял голову и оглянулся. Кто-то, согнувшись, пробирался в кустах. Человек медленно направлялся к груде мертвых тел. И Лермонтов вдруг понял: это был Андрей Иванович, он искал его среди убитых. И вот Лермонтов уже лежал головой на его коленях, чувствовал у себя на лице прикосновение его ласковых шершавых ладоней и горько-горько плакал.

предыдущая главасодержаниеследующая глава

Мозаика для стен по материалам сайта.





© Злыгостев Алексей Сергеевич, подборка материалов, оцифровка, статьи, оформление, разработка ПО 2010-2018
При копировании материалов проекта обязательно ставить активную ссылку на страницу источник:
http://m-y-lermontov.ru/ "M-Y-Lermontov.ru: Михаил Юрьевич Лермонтов"