II

В своей лирике Лермонтов создал типический образ мятежного протестующего поэта, недовольного самодержавно-крепостническим строем, запечатлел средствами поэтического искусства типические образы людей своего времени, раскрыл со всей лирической непосредственностью конфликт передового человека эпохи со "страной рабов, страной господ". Типизация - закон реалистического искусства. Если Лермонтов в своей ранней лирике стремился подчеркнуть необычность своих чувств и переживаний противопоставлял себя как "неведомого избранника" всему миру и не всегда говорил о реальных причинах своих настроений, то в стихах 1837-1841 годов он сознательно стремился к типизации, к отражению общего и закономерного в жизни. Типическое в лирике проявляется своеобразно. Как и в эпических произведениях, в лирике нередко изображаются конкретные события, картины жизни, герои, их поступки и мысли, но они раскрываются более обобщенно. Очень часто в лирике отсутствуют объективные элементы. Поэт непосредственно от своего имени воспроизводит свои внутренние переживания, которые одновременно являются характерными для определенной группы людей его времени. В лирических стихотворениях выражается личность автора, его мировоззрение, его характер, но его личность выступает поэтически обобщенной, не всегда совпадающей с его биографическим обликом.

В процессе работы над стилем стихотворения автор преследует разнообразные цели, диктуемые законами искусства слова (живописность, эмоциональность, конкретность изображения, звуковые качества произведения, оригинальность образов и т. п.), но всегда и везде главным для писателя является борьба за наилучшее раскрытие типического переживания, за обнажение сущности явлений действительности, вызвавших мысли и чувства поэта.

Анализ рукописей лирических стихов Лермонтова мы и начнем с изучения борьбы поэта за типическое, за воплощение своих идейных замыслов. В этом отношении ярким примером является стихотворение "Смерть поэта", в котором Лермонтов глубоко раскрывает внутреннюю сущность убийц Пушкина. Характеризуя и оценивая их, Лермонтов ищет точных, незаменимых слов. В черновике^* были такие строки, рисующие поведение мнимых "друзей" поэта:

^* (Черновой автограф "Смерти поэта" хранится в ЦГАЛИ, 427, оп. I, № 986 (тетрадь Рачинского), лл. 67-68.)

Убит! К чему теперь рыданья, 
Похвал и слез ненужный хор (II, 272)*

^* ( Выделено здесь и во всех других стихотворных текстах - мною (С. И.).)

В таком виде это двустишие могло вызвать нежелательное и неверное впечатление, будто бы поэт верит искренности "похвал и слез" толпы, поэтому Лермонтов убирает слово "слез", а к слову "похвал" добавляет резкий эпитет "пустых", в результате чего точно выразил и сущность поведения светского общества и свое отношение к нему: "Пустых похвал ненужный хор" (II, 84).

В черновом варианте было такое четверостишие, рисующее отношение света к Пушкину:

Не вы ль сперва так долго гнали 
Его свободный, чудный дар, 
Из любопытства возбуждали 
Чуть затаившийся пожар (II, 272)

Уточняя сущность поведения толпы и усиливая свои обличения, поэт увеличивает здесь количество бичующих слов. Глагол "гнали" дополняется еще более экспрессивным "раздували", который поэт ставит вместо нейтрального "возбуждали". Вместо нейтрального временного наречия "долго" появляется характеризующий эпитет "злобно". Слово "из любопытства" заменяется более точными "для потехи". Все эти замены не только сильнее передают ненависть поэта к подстрекателям убийцы, но и с наибольшей точностью выражают их мерзкую сущность:

Не вы ль сперва так злобно гнали 
Его свободный, смелый дар 
И для потехи раздували
Чуть затаившийся пожар? (II, 84)

В строке "Зачем он руку дал клеветникам безбожным" (II, 272) отношение автора к виновникам смерти Пушкина выражено было сильно. Однако эпитет "безбожный" не совсем точно определял сущность этих людей и был заменен: "Клеветникам ничтожным". В строках "Отравлены его последние мгновенья коварным шепотом презрительных невежд" (II, 272) поэта не удовлетворили неточные эпитеты "презрительных" и "бесчувственных" (во втором варианте): презирать способны и люди с большими интеллектуальными запросами, а требовать чувства от врагов Пушкина было бессмысленно, поэтому в окончательном тексте появляется более точный характеризующий эпитет: "насмешливых невежд" (II, 84).

Вместо нейтрального слова "его противник" Лермонтов вводит резкое "его убийца", точно характеризующее ничтожного Дантеса, вместо "наметил выстрел" - более беспощадное "навел удар".

Совсем другой окраски слова и образы подбирает поэт, характеризуя Пушкина: "Светоч", "дивный гений", "торжественный венок", "певец", "праведная кровь", "звуки чудных песен" и др.

Работая над стихотворением, Лермонтов стремится выразить не только свое сочувственное отношение к Пушкину, но и раскрыть его значение как певца свободы.

Талант Пушкина Лермонтов назвал сначала "чудный дар", а затем переменил на "смелый дар", выразив этим эпитетом и свое отношение к Пушкину, и внутреннюю сущность его поэзии. Вместо невыразительной строки в черновике: "Увял навеки и мгновенно",- в окончательном тексте читаем: "Угас, как светоч, дивный гений". Здесь и сравнение, и эпитеты передают с максимальной силой авторское отношение к Пушкину и характеризуют его.

Первоначально, сравнивая гибель Пушкина на дуэли с гибелью его героя Ленского, Лермонтов охарактеризовал последнего как "добычу ревности и злобы гордеца", но сразу увидел, что такая характеристика снижает, искажает облик Пушкина, и внес исправление ("добыча ревности глухой").

Борьба поэта за точность оценки, за раскрытие типического была неразрывно связана с борьбой за наилучшее раскрытие отношения автора к изображаемому, то есть с идейным содержанием произведения. Особенно большой интерес представляет рукопись стихотворения "Валерик", где сочетается выражение мыслей, чувств, переживаний поэта с типизацией изображаемых событий, персонажей, обстоятельств.

Работая над стихотворением, которое создавалось под впечатлением боев русских войск (отряд генерала Галафеева) с горцами, Лермонтов прежде всего стремился отбирать из пестрых картин сражения то, что соответствовало сущности изображаемого и идейному замыслу поэта.

Стихотворение печатается в собраниях сочинений Лермонтова по черновому автографу, хранящемуся в Отделе рукописей Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина. Возьмем первоначальный вариант одного отрывка, отбросив последние поправки, и сравним с текстом, который получился в результате работы поэта над стихотворением.

^* (В дальнейшем при сопоставлении редакций черновой вариант помещается слева, окончательный текст - справа.)

Черновой вариант                       Окончательный
У нас двух тысяч под ружьем	            текст
Не набралось бы. Слава (богу)	    Едва лишь выбрался обоз
Выходит наконец обоз,              В поляну,- дело началось;
В цепи стрельба; и началось	       Чу! в арьергард орудья
Уж в арьергарде понемногу;	                         просят;
Вот жарче, жарче... Крик!          Вот ружья из кустов
                    Глядим,	                    /вы/носят,
Уж тащат одного,- за ним           Вот тащат за ноги людей
Других... и много... ружья         И кличут громко лекарей;
                    носят          А вот и слева, из опушки,
И кличут громко лекарей!           Вдруг с гиком кинулись
Уж им не в мочь - подмоги	                       на пушки;
                    просят;        И градом пуль с вершин
А наших там порядком косят.	                        дерев
Сюда орудие скорей,                Отряд осыпан. (II, 176)
Картечи..." (II, 288-289)

Окончательный текст был освобожден от излишних подробностей: от указания на численность русских войск, от упоминания о стрельбе в цепи и о постепенном усилении огня ("началось... понемногу", "Вот жарче, жарче"), об усталости лекарей и их просьбе о подмоге. Вместо точных, но вялых строк, нагромождения прозаических мелочей, слабо выражавших напряжение и размах боя, Лермонтов в окончательной редакции создает яркую динамическую картину. Упорство и мужественная дерзость горцев здесь переданы ярче, конкретней. Поэт удачно сочетал фактичность, максимальную точность изображения боя с отбором наиболее характерных его деталей.

А вот черновой и окончательный тексты эпизода поисков притаившегося неприятеля:

Меж тем в поляне весь                           Впереди же
                   отряд,         Все тихо - там между
Кругом зеленый лес                                  кустов
               замкнулся;         Бежал поток. Подходим
Дымится весь. Свистят,	                             ближе;
                  жужжат          Пустили несколько гранат;
Над нами пул". - Перед нами       Еще подвинулись, молчат! 
Овраг, река,- по берегам          Но вот над бревнами завала
валежник, бревна здесь и там.     Ружье как будто заблистало
Но ни души - кусты ветвями        Потом мелькнуло шапки две
Сплелись - мы ближе подошли,      И вновь все спряталось
Орудий восемь навели;                              в траве...
На дерева, в овраг, без цели,     То было грозное молчанье.
Гранаты глухо загудели	          Не долго длилося оно,
И лопнули... ответа нет.          Но в этом странном
Мы ближе... Что за притча,                         ожиданье
                     право!       Забилось сердце не одно.
Вот от ружья как будто	                             (II, 170)
                      свет, 
Вот кто-то выбежал направо... 
Мелькнул и скрылся враг
                   лукавой. 
                  (II, 289)

В первоначальной зарисовке некоторые из подробностей были случайными и мелкими, например, указание на количество орудий, наведенных на врага, описательные стихи об овраге и кустах, а также о свисте пуль, нарушавших впечатление предгрозовой тишины. Лермонтов устранил их, ярче оттенив типическое в обстановке и образах. Такой же серьезной обработке подверг поэт и описание схватки с обнаружившим себя неприятелем (стихи 158 - 167). Сравним черновой вариант и печатный текст:

Мы снова тронулись вперед,     	    Вдруг залп... глядим: лежат
Послали выстрел им прощаль-                           рядами ...
                       ный.        Что нужды! здешние полки
Из ружей вдруг из семисот          Народ испытанный... "В штыки
Осыпал нас огонь батальный.        Дружнее!"- раздалось за нами
И затрещало по бокам,              Кровь загорелася в груди!
И впереди, и здесь, и там,         Все офицеры впереди...
Валятся наши вверх ногами...       Верхом помчался на завалы,
- В штыки направо, батальон,       Кто не успел спрыгнуть
В штыки налево! С двух                              с коня...
                     сторон!       "Ура!" и смолкло.- "Вон
Не мешкать, братцы!                              	кинжалы!
                  молодцами;       В приклады!"- и пошла резня
               (II, 289-290)                      (II, 170-171)

В приведенном черновом варианте был слишком бледно показан героизм русских солдат и офицеров. Основное внимание было сосредоточено на изображении неприятельского огня. Были необязательны и некоторые подробности (прощальный выстрел, цифровое определение численности противника, воспроизведение команды). В окончательном тексте Лермонтов сильнее подчеркнул типические качества русских солдат, убрав детали, затемнявшие главное. Автор не стал рисовать дальнейшее движение отряда и, сдвинув события, сразу ввел картину рукопашного боя.

Сопоставим также два варианта монолога лирического героя, произнесенного им после страшного боя:

Я молвил: жалкий человек,         Я думал: жалкий человек.
Как зверь, он жаден, дик          Чего он хочет?.. Небо ясно,
                и злобен,         Под небом места много всем,
К любви и счастью неспособен;     Но беспрестанно и напрасно
Пускай же гибнет, поделом.        Один враждует он... Зачем?
И стало мне смешно.	                                (II, 172)
                  (II,292)

Мы видим, что в окончательной редакции была подчеркнута ненависть героя не к человеку, а к ненужной истребительной войне, которую он часто ведет.

Давая в своем стихотворении неприкрашенное описание будней войны, Лермонтов сознательно вводил повседневные "прозаические" образы и детали, простые и непринужденные разговорные интонации, но избегал чрезмерно натуралистических подробностей. В этом отношении очень характерна работа поэта над описанием затихнувшей арены боя. Сравним два черновых варианта и окончательный текст:

1) Меж тем затихло все; тела       Уже затихло все; тела 
Нагие грудами лежали               Стащили в кучу; кровь текла 
Огромной кучею, текла              Струею дымной по каменьям, 
Струями кровь. (II, 291)           Ее тяжелым испареньем
2) Меж тем затихло все; тела       Был полон воздух. (II, 172) 
Солдат изрубленных лежали
Нагие, кучей. Кровь текла 
Струею дымной по каменьям... 
                   (II, 291) 

Первые варианты, содержащие резкие натуралистические детали ("тела нагие", "тела солдат изрубленных"), были отвергнуты. Поэт создал третий, окончательный текст, не лишенный конкретных подробностей, но свободный от слишком резких деталей. Античеловеческая сущность войны и отношение к ней поэта были раскрыты сильно и ярко.

Очень хорошо сказал о роли каждой детали и подробности в поэтическом произведении Н. Г. Чернышевский: "Как бы замысловата или красива ни была сама по себе известная подробность - сцена, характер, эпизод, - но если она не служит к полнейшему выражению основной идеи произведения, она вредит его художественности"^*. Это "чувство детали" было присуще Лермонтову в высшей степени.

^* (Чернышевский. "Об искусстве", изд. Академии Художеств СССР, 1950, стр. 230.)

Отбор характерных подробностей в описании кавказской войны у Лермонтова отличается от натуралистической манеры поэта этого же времени Полежаева, который, справедливо отвергая прикрашенное, романтизированное изображение войны, часто нисходил до натурализма, до нарочитого "фотографирования" всех мелочных подробностей солдатского быта в своей кавказской поэме "Эрпели". После Полежаева, талантливого поэта тридцатых годов, Лермонтов делает новый шаг в развитии батальной "живописи словом", отбрасывая и поэтические принципы традиционного романтизма, и натуралистическое копирование жизни. Батальные эпизоды "Валерика", при всей их реалистической объективности, проникнуты обобщающей мыслью об антигуманистической сущности войны, а философские размышления поэта о войне, о вражде, существующей между людьми, придают всем этим картинам еще больший обобщающий смысл.

В ряде стихотворений Лермонтов придает большое значение речи персонажей как средству типизации ("Бородино", "Валерик", "Казачья колыбельная песня", "Журналист, читатель и писатель").

В драматизированном стихотворении "Журналист, читатель и писатель" Лермонтов поднимает важнейшие вопросы о состоянии современной ему поэзии и журналистики, о положении передового поэта, попавшего в "свет завистливый и душный для сердца вольного и пламенных страстей", о назначении писателя ("О чем писать?"). Все три героя стихотворения имеют свой индивидуальный облик и своеобразный язык. "Журналист" - сторонник поэзии, оторванной от жизни. Он ждет от поэта "сладостной песни", "божественных слов", "нарядной печали", то есть выражения сугубо личных мечтаний и переживаний, возникающих в уединении. Поэтому в его словах о поэте: "Когда ему в пылу забав Обдумать резкое творенье"^* - эпитет "резкое" был заменен на "зрелое". Журналисту-дилетанту, в чернилах которого "и желчи едкой даже нету, а просто грязная вода", не было никакого дела до резкой, обличительной поэзии.

^* (Чернового автографа стихотворения не сохранилось. Но имеется (ИРЛИ, оп. 2, № 62) копия В. Соллогуба, сделанная, видимо, с недоработанной рукописи и имеющая разночтения с беловым автографом. Беловой автограф - ИРЛИ, оп. 1, № 15 (тетрадь XV).)

Читатель, выразитель передовых взглядов на литературу, требует от поэзии содержательности, больших и благородных чувств, естественности и простоты языка, а главное - жизненности, правдивости изображения жизни. Речь его по - народному проста, лаконична, сурова. Лермонтов, будучи тонким ценителем слова, и здесь замечает допущенное вначале неудачное определение читателем слога писателя: "Владеет он приятным слогом". Читатель - гражданин не мог ценить в слоге лишь "приятность". Вводится эпитет "изрядным слогом", содержащий в себе более глубокий смысл и соответствующий облику героя.

Речь "писателя" - это речь вдохновенного творца, предельно образная, эмоциональная. Он взволнованно говорит о необходимости поднимать в поэзии новые темы. Здесь можно пойти по пути выражения интимных переживаний, оторванных от жизни мечтаний, прикрашивания жизни. Но поэт отказывается делиться с читателем своим "воздушным безотчетным бредом", считая нужным сжигать "эти странные творенья". Второй путь - обличение общественных пороков, безбоязненное правдивое изображение действительности. Встать на этот путь высокого гражданского служения писателю "диктует совесть", но он колеблется обнародовать свои подлинно поэтические творения, понимая, что на этом пути слава может быть куплена очень "тяжелою ценою".

В обрисовку писателя, сторонника обличительной поэзии, вначале вкралась неточность. Критикуя поэзию сентиментально-романтического направления, он восклицал:

Все на войну неслись душою,
Взывали с тайною тоскою
К NN, неведомой красе, -
И страшно надоели все. (II, 284)

Но военная тематика и тоска не были существенной чертой обличаемой Лермонтовым поэзии. И поэт, заметив неточность, делает лаконичные, но выразительные правки:

Все в небеса неслись душою,
Взывали с тайною мольбою...	(II, 146).

И теперь стихи раскрывали самую сущность поэзии консервативного направления - ее мистицизм и неглубокую любовную тематику.

Забота о предельно точном выражении идейного замысла, о смысловой точности слова очень ярко выступает и в стихотворениях ораторско-сатирического и интимно-лирического характера. Нельзя согласиться с Л. Пумпянским, (который в своей статье "Стиховая речь Лермонтова" проводит мысль о том, что поэт в своем стремлении воздействовать на читателя заботился не о точности и ясности в употреблении слов, а "о создании таких слов, которые обладали бы неодолимой силой непосредственного эмоционального заражения"^*. Точность "железного" стиха он считает только кажущейся на том основании, что "в сатирах Лермонтова так часто попадаются неточные выражения, как, например, "ржавчина презренья", подчеркнутая сердитым курсивом Белинского"^*.

^* ("Литературное наследство", М. Ю. Лермонтов, I, № 43-44. изд. АН СССР, М., 1941, стр. 399.)

^* (Там же, стр. 402.)

Действительно, Белинский отмечал в лирике Лермонтова встречающиеся "иногда неясность образов и неточность в выражении" (IV, 54), но критик подчеркивал, что речь идет "о пяти-шести пятнышках в книге Лермонтова: все остальное в ней удивляет силою и точностью художественного текста, полновластным обладанием совершенно покорного языка, истинно - пушкинского, точностью выражения" (IV, 542).

Несомненно, для Лермонтова имели большее значение, чем для Пушкина, традиции ораторской поэзии, идущие от Рылеева, и музыкальная, напевная стихия, ярче всего проявившаяся в лирике Жуковского. Но они не помешали Лермонтову сохранить пушкинскую точность словоупотребления. При сопоставлении черновых и печатных текстов Лермонтова видно, что поэт добивался силы эмоционального воздействия прежде всего повышением точности и смысловой весомости каждого слова и одновременно работой над музыкальным звучанием строки и строфы. Следует только не забывать, что точность слова бывает различная. В одних стихотворениях преобладает точность изображения предметного мира ("Бородино", "Валерик"), в ораторских - точность характеристики и оценки ("смелый дар", "светоч", "дивный гений", "Свободы, Гения и Славы палачи"), в стихотворениях с преимущественно психологическим и лирическим содержанием - точность выражения мыслей и переживаний.

Попробуем понаблюдать, как Лермонтов добивался "неодолимой силы непосредственного эмоционального заражения", работая над стихотворением "К портрету". Поэт стремился самим ритмом, музыкой стиха передать внешнюю привлекательность, грациозность, живость, веселость светской женщины - А. К. Воронцовой - Дашковой, к которой обращено стихотворение^*. Размер был найден сразу:

^* (Черновой автограф, хранящийся в ЦГАЛИ, ф. 427, оп. 1, № 986 (тетрадь Рачинского), л. 66 об., так и назван "Портрет. Светская женщина". Беловой автограф - ЦГАЛИ, ф. 276, оп. I. № 40.)

Как мальчик кудрявый, резва, 
Нарядна, как бабочка летом. (II, 286)

Но следующее двустишие, вполне удовлетворительное в интонационно - музыкальном отношении, не давало желаемого эффекта в изображении типической черты светской женщины - уменья очаровать обманчивой приветливостью слов и выражением глаз:

Глаза говорят, как слова,
И светят обманчивым светом. (II, 286)

Ритм здесь работал вхолостую, так как словесные образы не давали ясного представления о персонаже: получалось, что ее глаза были так честны, что по ним легко можно узнать внутренние качества героини. И в то же время подчеркивалась обманчивость выражения ее глаз.

Был отброшен и второй вариант строки:

И блещут язвительным светом. (II, 286)

Эпитет "язвительным светом" уводил в сторону от задуманного образа, вносил нехарактерную черту в портрет светской женщины.

Были отброшены третий и четвертый варианты:

Все дышит в ней жизнью и светом, 
Глаза говорят, как слова.

Глаза говорят, как слова. 
Слова ж ее (полны) дышат 
          приветом. (II, 286)

В том и другом случаях не было раскрыто противоречие между внешней приветливостью, обаятельностью и внутренней пустотой. Наконец, автор создал строки, отвечавшие его замыслу:

Значенья пустого слова
В устах ее полны приветом. (II, 164)

Поэт показал теперь не только внешнюю обаятельность героини, но и ее умение казаться не тем, чем она есть на самом деле, придавать значение и вес пустым словам. Музыка стиха теперь приобрела содержательность. Такой же характер имеет и поправка, внесенная в первую строку второй строфы:

Любить ее долго нельзя:                  Ей нравиться долго нельзя:
Как цепь ей несносна привычка.           Как цепь ей несносна
                                                        привычка...

В черновом варианте по существу говорилось о непостоянстве чувств не героини, а того, кто ее мог полюбить. В окончательной редакции поэт раскрыл легкомысленность, непостоянство чувств светской красавицы.

В третьей строфе не сразу удалось Лермонтову передать такую типическую черту светской женщины, как притворство, уменье представиться то веселой и радостной, то грустной. Сначала было написано:

Лицо ее, будто стекло,
Не скроет ни радость, ни горе
                     (II, 287)

Эти слова совершенно не соответствовали создаваемому образу. Выходило, что на лице светской женщины отражались со всей доподлинностью ее переживания, чувства радости и горя. Второй вариант исправляет эту ошибку:

Лицо отразит, как стекло,
По воле и радость и горе. (II, 287)

Слово "по воле" сразу изменило картину: не искренние чувства выражаются на лице светской женщины, а те, которые она желает выразить, т. е. наигранные чувства радости и горя.

Теперь осталось лишь устранить неудачное сравнение лица со стеклом. И вот появляется третий окончательный текст:

Таит молодое чело 
По воле и радость и горе (II, 164).

Итак, анализ работы поэта над стихотворениями позволил увидеть очень наглядно, как заботился он о типизации, о раскрытии существенного, главного. Все образные средства направлены на выражение понимания жизни людей, их внутреннего мира, событий, конфликтов.