Лермонтов в Школе юнкеров (Л. Н. Назарова)

Автор первой обстоятельной биографической работы о Лермонтове П. А. Висковатый подробно описал пребывание поэта в Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров в 1832-1834 гг.¹ Он охарактеризовал тот "дух" этого военного учебного заведения, который установился с приходом нового начальника, полковника барона К. А. Шлиппенбаха, по времени почти совпавшим с поступлением в Школу Лермонтова. Военная муштра во всевозможных формах (строевая служба, разводы, парады, дежурства, сидение в карцере за разного рода провинности), запрещение читать художественную литературу и ряд других ограничений - вот с чем пришлось столкнуться поэту, когда он оказался в Школе. Все это, очевидно, и позволило Лермонтову сказать при встрече с А. А. Лопухиным, приезду которого из Москвы он очень обрадовался, что в этот момент "двух страшных годов как не бывало..." (6, 428, 717).

¹ (Висковатый П. А. М. Ю. Лермонтов. Жизнь н творчество. М., 1891, с. 167-191.)

Говоря о пребывании Лермонтова в Школе, большинство биографов ограничивается данными Висковатого и товарищей поэта по Школе (А. М. Меринского, Н. Н. Манвелова и др.) и не ставит вопроса о том, каким общеобразовательным предметам обучался Лермонтов и кто были его учителя. Между тем еще В. А. Потто в своей книге¹ в Приложениях привел списки не только окончивших Школу, но и их учителей с указанием, какой именно предмет и в какие годы преподавал тот или иной из них.

¹ (Потто В. Исторический очерк Николаевского кавалерийского училища. Школа гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров.)

До нас дошли также учебные тетради, где записи лекций сделаны частично рукою Лермонтова. Детальным рассмотрением этих тетрадей до сих пор никто из исследователей не занимался. Хранятся они в Государственной Публичной библиотеке им М. Е. Салтыкова-Щедрина. На обороте обложки одной из них, озаглавленной "Лекции из военного устава",¹ сильно исчерканной, неоднократно написана фамилия "Никифоров" (или "Nикифоров"), а на обороте листа, предшествующего первому, перечислены предметы полугодичных экзаменов (в том числе по общеобразовательным предметам) и полученные этим юнкером баллы. Вот этот перечень:

¹ (ГПБ, ф. 429 (М. Ю. Лермонтов), ед. хр. 32.)

Николай Никифоров учился в Школе одновременно с Лермонтовым, но окончил ее годом раньше: в 1833 г. он был выпущен в лейб-гвардии конный полк.¹ Перечень предметов, им составленный, свидетельствует, что каждые полгода проводились экзамены и по ряду общеобразовательных предметов, причем существовала десятибалльная оценка знаний.

¹ (Потто В. Указ. соч., При лож., Лит. Б, с. 59.)

Наибольший интерес представляет преподавание литературы (или словесности). Кто читал этот курс? П. А. Плетнева, преподававшего в Школе словесность в начале 1830-х годов (он поступил 14 мая 1830 г., уволился 28 сентября 1832 г.),¹ Лермонтов уже не застал. Его преемниками стали сначала проф. Талызин (1832-1834), затем В. Т. Плаксин (1834-1838).² Последний безусловно уступал Плетневу и в знаниях, и в педагогическом даровании, но тем не менее был незаурядной личностью.

¹ (ЦГИА СССР, ф. 1349, он. 4, год 1834, ед. хр. 120, 13 (Формулярный список ординарного профессора российской словесности при С.-Петербургском университете Петра Плетнева).)

² (Потто В. Указ. соч., с 283. - В других источниках указано, что Плаксин начал преподавать в Школе значительно ранее, в 1830 г. (см.: Биографический словарь писателей, ученых и художников, уроженцев (преимущественно) Рязанской губернии. Сост. И В. Добролюбовым и доп. С. Д. Яхонтовым. Рязань, 1910, с. 186; Рус. старина, 1880, № 11, с. 762).)

В 1822 г. вступивший в исполнение должности попечителя С. Петербургского учебного округа Д. П. Рунич подал министру духовных дел и народного просвещения князю А. Н. Голицыну записку, в которой указывал, что, "осмотри университет, нашел <...> что дух, в котором преподавались науки исторические и философские, подает повод к справедливому опасению, что самое малое только число осталось незараженным разрушительными теориями, кои сильные пускают корни в уме и сердце юношества, и что о нравственности студентов не может также сделать выгодного отзыва". В заключение Рунич предложил "сделать разбор студентам по способностям и нравственности и вследствие того безнадежных уволить".¹ При "разборе", осуществленном Руни чем, из университета были исключены ряд преподавателей и 30 студентов, в том числе и В. Т. Плаксин, признанный "по знаниям и нравственности" неспособным "к учительскому званию".² Приказ был подписан Голицыным 14 июля 1822 г. Речь шла, конечно, о политической неблагонадежности.

¹ (ЦГИА СССР, ф. 733, он. 20, ед. хр. 276, л. 129.)

² (ЦГИА СССР, ф. 733, он. 20, ед. хр. 276, л. 41 об.- 42.)

После увольнения из университета Плаксин принужден был поступить канцеляристом в департамент народного просвещении. Позднее он, как и другие исключенные из университета одновременно с ним, был "прощен" и с 1827 г. начал преподавать "российскую словесность" в военно-учебных заведениях столицы (Морской кадетский корпус, Артиллерийское училище и др.).¹ В 1832-1834 гг. Плаксин преподавал словесность также и студентам Академии художеств.² Н. М. Рамазанов указывал, что русские художники "никогда не занимались так литературою и не сходились так близко с нашими литераторами, как в это время". По мнению Рамазанова, этим они "много были обязаны преподавателям русской словесности <...> Академии Василию Тимофеевичу Плаксину и Дмитрию Алексеевичу Меныцикову".³

¹ (Рус. старина, 1880, № 11, с. 762; см. также: ЦГИА СССР, ф. 1349, оп. 3, ед. хр. 1723 (формулярный список В. Т. Плаксина).)

² (Месяцеслов и общий штат Российской империи на 1832 г., ч. 1, с. 78; см также: Месяцеслов <...> на 1833 г., ч. 1, с. 84; Месяцеслов <...> на 1834 г., ч. 1, с. 90.)

³ (Рамазанов Н. Материалы для истории художеств в России, кн. 1. М., 1863, с. 4. - На с. 225-230 опубликована статья Плаксина 1834 г. о картине К. П. Брюллова "Последний день Помпеи".)

С 1829 г. имя Плаксина стало появляться в периодической печати ("Северная пчела", "Сын отечества и Северный архив" и др.); он выступал в качестве рецензента как художественных произведений, так и учебных пособий. В 1832 г. вышел составленный им "Краткий курс словесности, приспособленный к прозаическим сочинениям".¹ Компилятивность этого учебного пособия, опиравшегося на предшествующие руководства А. Ф. Мерзлякова, Н. Ф. Кошанского, Н. И. Греча, отмечалась рецензентами.²

¹ (Выдержал еще три издания: в 1835, 1843 и 1844 гг. (см.: Биографический словарь писателей, ученых и художников, уроженцев (преимущественно) Рязанской губернии, с. 186).)

² (См., например: Филонов А. Учебники по теории прозаических сочинений. (О "Кратком курсе словесности, приспособленном к прозаическим сочинениям" В. Плаксина. СПб., 1832, 1835 и 1843). - Журнал Министерства народного просвещения, 1860, ч. 106, отд. 2, с. 44-45, 47-43.)

В 1833 г. Плаксин издал "Руководство к познанию истории литературы" (второе издание под заглавием "Руководство к изучению истории русской литературы" вышло в 1840 г.).¹ В 1835 г. совместно с А. И. Галичем Плаксин издал в двух книгах "Летопись факультетов на 1835 год",² в которой сам выступил с рядом статей, характеризующих разнообразие его научных и педагогических интересов: "Взгляд на последние успехи русской словесности 1833 и 1834 годов", "Вступление в историю театра", "Как легко испортить прекрасную природу женскую и как трудно испорченное поправить" и "Нечто о рыцарях".

¹ (Белинский в статье "Взгляд на русскую литературу 1847 года", процитировав то, что сказано было Плаксиным (на с. 420 "Руководства...", СПб., 1846) о Гоголе, отметил, что тут "без воли и сознания автора высказана самая характеристическая черта таланта Гоголя - оригинальность и самобытность, отличающие его от всех русских писателей" (см.: Белинский В. Г. Поли. собр. соч., т. 10. М., 1956, с. 292).)

² (В том же году появилась большая статья Плаксина "О народности в изящных искусствах и преимущественно в словесности" (Сын отечества и Сев. арх., 1835, № 1, с. 17-39; № 2, с. 102-120).)

В первой из этих статей Плаксин, явно полемизируя с "Литературными мечтаниями" Белинского, утверждал, что в России "есть литература",¹ которая "имеет свой характер, свое значение" и "стремится к развитию народности".² Далее он рассматривал произведения В. Ф. Одоевского, Н. В. Кукольника, П. П. Ершова, В. А. Жуковского, И. И. Козлова, А. С. Пушкина, который "подарил нам чудную Пиковую даму", П. А. Полевого. Упомянул Плаксин (не называя фамилии автора - А. А. Бестужева) о "Фрегате "Надежда"" и "Мореходе Никитине".

¹ (Белинский не замедлил откликнуться на издание Плаксина и Галича (см.: Белинский В. Г. Поли. собр. соч., т. 2. М., 1953, с. 196).)

² (Галич А., Плаксин В. Летопись факультетов на 1835 год, кн. 1 СПб., 1835, с. 16.)

Статья "Нечто о рыцарях" интересна полным отсутствием идеализации рыцарства. Взгляды Плаксина носили явно демократический характер.

Наконец, отметим, что Плаксин был одним из участников "Энциклопедического лексикона" (изд. Плюшара),¹ куда он был привлечен, возможно, по рекомендации преподававшего в Школе одновременно с ним проф. И. П. Шульгина.

¹ (См.: Энциклопедический лексикон, т. 7. СПб., 1836, с. X. - О том, что Плаксин участвовал в составлении словника для этого издания см. в его неопубликованном письме к А. В. Никптенко от 13 апреля 1835 г. (ИРЛИ, 18639. СХХIII б. 6, л. 1).)

Таким образом, деятельность Плаксина как педагога и литератора была в начале 1830-х годов весьма интенсивной и насыщенной.

В Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров Лермонтов по заданию Плаксина написал "Панораму Москвы".¹ В этом учебном сочинении поэт следовал плану и приемам, рекомендованным Плакснным в соответствующем разделе его "Краткого курса словесности, приспособленного к прозаическим сочинениям" (6, 671-673; комментарий Э. Э. Найдича). На л. 3 авторизованной копии "Панорамы Москвы"² имеется помета, сделанная карандашом, возможно, рукою Плаксина. Против слов "грязная толпа" (во фразе "И что же? - рядом с этим великолепным, угрюмым зданием, прямо против его дверей, кипит грязная толпа, блещут ряды лавок, кричат разносчики" - 6, 371) стоит: "Дурная картина" - характерное замечание позднего последователя нормативных поэтик, не допускавших в описании изображений "низкого быта".

¹ (По свидетельству Н. С. Мартынова, в Школе "из наук Лермонтов с особенным рвением занимался русской словесностью и историей" (М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. М., 1972, с. 398).)

² (ГПБ, ф. 429 (М. Ю. Лермонтов), ед. хр. 7.)

Лекции в Школе Плаксин читал па основании своего печатного курса, как мы помним, составленного по Мерзлякову, Кошанскому и Гречу. Критика, упрекавшая Плаксина в компилятивности, имела на то основания: воздействие традиционных и уже сильно устаревших к 1830-м годам поэтик ощущается и в сохранившихся записях. Часть их сделана рукою Лермонтова. В учебной тетради, озаглавленной "Лекции из военного слова",¹ на листе, предшествующем первому, неизвестной рукой написано: "Л<ейб>-г<вардии> гусарского полка юнкера Лермонтова". Заглавие "Словесность" (на л. 1) также сделано неизвестной рукой. На листах 2-23 имеются пометки Лермонтова (преимущественно на полях). Листы же 23 об. (нижняя часть листа) - 30 заполнены самим Лермонтовым.² Публикацию этого текста (с сохранением некоторых особенностей орфографии подлинника) см. ниже, в Приложении к нашей статье.

¹ (ГПБ, ф. 429 (М. Ю. Лермонтов), ед. хр. 31.)

² (См.: Михайлова А. Н. Рукописи М. Ю. Лермонтова. Описание. Л., 1941, с. 59 (Тр. Гос. Публ. б-ки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, т. 2).)

Краткие (конспективные) записи лекций нередко дословно совпадают с тем, о чем, естественно значительно более подробно, Плаксин писал в печатном издании своего курса.¹

¹ (Плаксин В. Краткий курс словесности, приспособленный к прозаическим сочинениям. СПб., 1832, с. 92, 96-98, 104, 111, 112, 118-119, 122, 130-131, 137, 147, 157-159, 162, 164-168, 170, 175, 177, 178, 180-185 и др.)

В своих поздних воспоминаниях ("Голос за прошедшее") Плаксин сообщал, что в Школе он читал произведения Лермонтова (в частности, "Демона") и "в качестве учителя делал свои замечания".¹ В этих мемуарах Плаксин во многом был неточен. Так, например, он ошибочно утверждал, что в Школе Лермонтов создал "Монго" и начал писать "Демона" (в действительности над последним произведением поэт, как известно, работал еще в Москве, на что справедливо указал Плаксину Меринский²).

¹ (Сборник литературных статей, посвященных русскими писателями памяти покойного книгопродавца-издателя А. Ф Смирдина, т. 1. СПб., 1858, с. 304.)

² (Библиогр. зап., 1859, т. 2, № 20, стб. 635-036.)

Особенно значительную ошибку допустил Плаксин тогда, когда в том же "Голосе за прошедшее" писал, что Лермонтов "прислал с Кавказа первое свое произведение, предназначенное для печати: "Хаджи Абрек".¹ Между тем Манвелов, учившийся в Школе в 1833-1835 гг. (и, следовательно, также слушавший лекции Плаксина), утверждал, что в год своего производства в офицеры Лермонтов представил нашему преподавателю русской словесности Плаксину <...> сочинение свое в стихах "Хаджи Абрек", по прочтении которого Плаксин тут же на кафедре, поднявшись со стула, торжественно произнес: "Приветствую будущего поэта России!"".²

¹ (Сборник литературных статей..., т. 1, с. 305.)

² (См.: М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников, с. 146. - На основании этих воспоминаний Е. Бектабегов в 1915 г. на своем рисунке (карандаш) изобразил Лермонтова в классе у кафедры; на кафедре - Плаксин, за партами - юнкера (рисунок хранится в музее Института русской литературы АН СССР; воспроизведен в изд.: Пахом о в Н П. Лермонтов в изобразительном искусстве. М. - Л., 1940, с. 192).)

М. И. Семевский, который позднее учился у Плаксина в Первом кадетском корпусе, свидетельствует, что в 1858-1860 гг. их преподаватель русской словесности на уроках "часто вспоминал и рассказывал" "о своем гениальном ученике Лермонтове и утверждал, что он, В<асилий> Т<имофеевич>, рано провидел в нем необыкновенное поэтическое дарование".¹

¹ (Рус. старина, 1890, № 2, с. 593 (примеч.).)

В печати Плаксин впервые высказался о творчестве Лермонтова в "Руководстве к изучению истории русской литературы". Здесь он прежде всего утверждал, что хотя литературная деятельность Лермонтова была кратковременна, тем не менее "талант его успел уже отличить себя произведениями замечательными". Плаксин находил, что "превосходство Лермонтова перед многими современными поэтами несомненно"; он, однако, решительно восстал против попыток Белинского объявить Лермонтова главой нового, послепушкннского поколения поэтов. Эта полемическая позиция Плаксина сказалась в разборе "Думы" и "Героя нашего времени", т. е. как раз тех произведений, которые были своего рода литературными манифестами утверждающегося критического реализма. В "Думе", по мнению Плаксина, выразилась "безусловная зависимость" поэта "от бесхарактерного, безыдейного времени", что "прямо намекает на его (Лермонтова. - Л. Н.) безыдейное направление и слабость поэтического характера".¹ Перейдя затем к "Герою нашего времени", Плаксин заявлял, что в этом романе "не найдете ни основной идеи, ни силы творчества, ни очарования искусства; это простой, но верный список с самой дурной натуры, которая не стоит искусства, - это осмеянный им мир!". Такой же представлялась Плаксину большая часть произведений Лермонтова. Он делал исключение лишь для "Хаджи Абрека", "Мцыри" и для некоторых стихотворений - "Русалка", "Бородино", "Последнее новоселье", "Молитва" ("В минуту жизни трудную?), в которых находил "высокое искусство".²

¹ (Плаксин В. Руководство к изучению истории русской литературы Изд. 2-е. СПб., 1846, с. 396-397.)

² (Плаксин В. Руководство к изучению истории русской литературы Изд. 2-е. СПб., 1846, с. 398.)

Мнения Плаксина о творчестве его бывшего ученика, впрочем, не всегда были устойчивыми. Когда в 1847 г. вышли в свет сочинения Лермонтова в двух томах, Плаксин подверг их довольно подробному анализу. По-прежнему он считал "Думу" произведением, наиболее характерным для творчества Лермонтова в целом (тоска, насмешка над настоящим, презрение к нему, холодное равнодушие ко всему). "Тамбовскую казначейшу" Плаксин аттестовал как "неудачный сколок" с "Евгения Онегина". Отрицательно расценив образ Арбенина из "Маскарада", который "списан не с действительного мира", Плаксин вновь останавливался на "Герое нашего времени". Но теперь он находил, что в этом романе Лермонтов "в первый раз обнаружил это высокое стремление к искусству, эту бескорыстную любовь к своему произведению".¹ Отозвавшись с одобрением об образах Максима Максимыча и Печорина, Плаксин, однако, не смог понять и принять целого ряда художественных принципов романа, в том числе и композиционных его особенностей.

¹ (Сев. обозр., 1848, т. 3, отд. 5, с. 7-8, 13, 17, 19.)

Должную дань памяти своего гениального ученика он отдал лишь в воспоминаниях "Голос за прошедшее" (о фактических неточностях в которых уже говорилось выше). Здесь Плаксин писал, что "всякий, кто имел сколько нибудь поэтического чутья, не мог не угадать" в Лермонтове "сильного таланта, будущего певца". По-прежнему считая, что Лермонтов "ни при каких условиях" не мог сравниться с Пушкиным, Плаксин тем не менее заключал, что это был "поэт, каких немного; поэт сильный, смелый, страстный".¹

¹ (Сборник литературных статей..., т. 1, с. 305.)

Среди преподавателей общеобразовательных предметов в Школе были в 1830-х годах и такие крупные ученые, как К. И. Арсеньев, также в 1822 г. уволенный в числе других прогрессивных профессоров из С.-Петербургского университета. Лекции по русской истории этого собеседника Пушкина с большим интересом слушали юнкера предшествующих выпусков¹ (К. И. Арсеньев преподавал в Школе до 1832 г.²). Лермонтову, поступившему в это военно-учебное заведение как раз осенью 1832 г., не довелось слушать лекции Арсеньева. Но другого известного ученого-историка и педагога, проф. И. П. Шульгина (впоследствии ректора С.-Петербургского университета), бывшего наставником-наблюдателем за преподаванием "политических наук" в 1832-1833 гг.,³ Лермонтов еще застал в стенах Школы. Под руководством Шульгина преподавал поэту и его сокурсникам историю и географию П. И. Вознесенский, служивший в Школе в 1826-1838 гг.⁴ Он пользовался "высокою педагогического репутациего как опытный преподаватель этих предметов", утверждает историк Школы.⁵ О воззрениях Вознесенского на русскую историю и научные труды, ей посвященные, дает некоторое представление его "Взгляд на историю и преимущественно русскую. Отрывок из статьи под названием "О развитии славяно-русских народов и Новгороде"", который был напечатан в сборнике В. Т. Плаксина и А. И. Галича. Вознесенский критически отзывался в этом "отрывке" об "Истории государства Российского" Н. М. Карамзина и "Истории русского народа" Н. А. Полевого. По его мнению, один лишь М. П. Погодин "приблизился удачно к русской истории <...> взгляд его верен".⁶ Вознесенский сетовал, что хотя "в помыслах наших дивно рисуется Новгород", тем не менее мы не имеем до сих пор его истории. У Карамзина и Полевого говорится о Новгороде "нечто мимоходом". "Забытым, неисследованным" остается также Юг-"колыбель России". На этом основании Вознесенский утверждал, что "у нас истории еще нет", ибо "история ныне есть не описание, а философическое исследование развития человеческих обществ во всех его формах".⁷

¹ (См.: Вуич И. В. Журнал (февраль 1829 г.- декабрь 1830 г.). - ГБЛ, № 58, тетр. 2 (18), л. 49 об.- 50, 112 об.)

² (Потто В. Указ. соч., Прилож., Лит. А, с. 22.)

³ (Потто В. Указ. соч., Прилож., Лит. А, с. 22.; см. также: ЦГИА СССР, ф. 1349, оп. 4, год 1834, ед. хр. 120, 15 (Формулярный список ординарного профессора всеобщей истории при императорском С.-Петербургском университете Ивана Шульгина).)

⁴ (Потто В. Указ. соч., Прилож., Лит. А, с. 22.)

⁵ (Потто В. Указ. соч., Прилож., Лит. А, с. 259.)

⁶ (Галич А., Плаксин. Летопись факультетов на 1835 год, кн. 1, с. 91.)

⁷ (Галич А., Плаксин. Летопись факультетов на 1835 год, кн. 1, с. 87, 93.)

Можно предположить, что этот критицизм Вознесенского по отношению к известным трудам по русской истории, его интерес к древнему Новгороду (и, следовательно, к теме новгородской вольности) должны были производить впечатление на Лермонтова - автора поэмы "Последний сын вольности", стихотворений "Новгород" и "Приветствую тебя, воинственных славян".

Интересно, что тема древнего Новгорода волновала в эти годы (может быть, отчасти и под влиянием Вознесенского) также некоторых других воспитанников Школы. И. В. Вуич, окончивший курс в 1830 г., посетив Новгород, сделал в своем дневнике 6 июля 1829 г. пространную запись о его прошлом.¹ После возвращения в столицу, в конце того же месяца (запись в дневнике от 30 июля), Вуич отмечает: "Завтра пойду (...) к Вознесенскому, учителю истории и географии при Школе".²

¹ ("Вышедши из церкви, я с благоговением смотрел на вековые стены крепости, свидетелей толиких происшествий. Здесь царствовала Марфа, эти высокие толстые стены, окруженные ревностными ее поборниками, новгородцами <...> были неприступны для войск московских, и, наконец, здесь перед троном Грозного сии великодушные защитники свободы приносили себя на жертву отечеству, - они погибали, кровь лилась реками... Но где теперь все это? Души их воспарили к Творцу небес, и губитель их давно уже исчез с лица земли. Нет Иоанна, нет новгородцев, нет и Новгорода!.. Это имя, некогда славное в целой Европе, теперь славно только воспоминаниями!.." (ГБЛ, № 58, тетр. 1 (17), л. 92 об.))

² ("Вышедши из церкви, я с благоговением смотрел на вековые стены крепости, свидетелей толиких происшествий. Здесь царствовала Марфа, эти высокие толстые стены, окруженные ревностными ее поборниками, новгородцами <...> были неприступны для войск московских, и, наконец, здесь перед троном Грозного сии великодушные защитники свободы приносили себя на жертву отечеству, - они погибали, кровь лилась реками... Но где теперь все это? Души их воспарили к Творцу небес, и губитель их давно уже исчез с лица земли. Нет Иоанна, нет новгородцев, нет и Новгорода!.. Это имя, некогда славное в целой Европе, теперь славно только воспоминаниями!.." (ГБЛ, № 58, тетр. 1 (17), л. 106 об.).)

Кстати, о древнем Новгороде и новгородском вече Лермонтов и его товарищи слышали не только на лекциях по русской истории. Касался этой темы в своем курсе по судопроизводству и Е. И. Веселовский, некогда учившийся вместе с Плаксиным на философско-юридическом факультете.¹ Предполагалось, что Веселовский будет оставлен при С.-Петербургском университете "для занятия высших учебных мест".² Однако в 1822 г., подобно Плаксину, он был уволен из-за политической неблагонадежности с определением в гражданскую службу (в департамент разных податей и сборов Министерства финансов). Веселовский оказался в числе тех исключенных, которым запрещалось занимать "учительскую должность".³ В 1825 г. по ходатайству министра финансов за "отличные способности и похвальное поведение" Веселовский был все же допущен к педагогической деятельности.⁴ В Школе он читал лекции по судопроизводству в 1826-1834 гг.⁵

¹ (ЦГИА СССР, ф. 733, оп. 20, ед. хр. 276, л. 12.)

² (ЦГИА СССР, ф. 733, оп. 20, ед. хр. 276, л. 125.)

³ (ЦГИА СССР, ф. 733, оп. 20, ед. хр. 276, л. 41 об.)

⁴ (ЦГИА СССР, ф. 733, оп. 20, ед. хр. 276, л. 173 - 174.)

⁵ (Потто В. Указ. соч., Прилож., Лит. А., с. 21.)

Сохранилась учебная тетрадь "Лекции из судопроизводства",¹ где на л. 1 неизвестной рукой написано: "Л<ейб>-г<вардии> гусарского полка юнкера Лермантова". Листы 2-49 и 56-57 заполнены также неизвестной рукой, причем на листах 26 об. и 27 имеются поправки, сделанные Лермонтовым. Записи на листах 49 об.- 55 - автограф поэта.²

¹ (ГПБ, ф. 429 (М. Ю. Лермонтов), ед. хр. 36.)

² (Михайлова А. Н. Рукописи М. Ю. Лермонтова. Описание, с. 60.)

Большая часть написанного рукою поэта озаглавлена "История российского) законодательства)". Среди записей, относящихся к самому раннему периоду, имеется одна довольно подробная - "Мирный договор Олега в 911 году"; в ней отмечено, что в договоре, "кроме торговых условий, есть и о наказаниях) (уголовные законы), о наследстве по завещанию (гражд(анское) право)". Личность Олега, как известно, интересовала Лермонтова с детства (быть может, не без влияния "Песни о вещем Олеге" Пушкина). В четырнадцатилетнем возрасте юный поэт собирался написать поэму об Олеге - сохранились три варианта начала этого произведения.

Обращает внимание обилие записей, так или иначе связанных с крепостным правом. (Заметим, что над повестью "Вадим", где поставлена тема крепостничества, Лермонтов работал именно в Школе.) Лекции, которые он слушал, содержали очерк истории крепостнических отношений, начиная с "Русской правды" Ярослава (указывалось, что в этом документе отмечены "рабы личные и наследственные"; первых называли "закупами, или кабальными", вторых - "холопами"). При Иоанне III вышло постановление "о передаче казенных земель детям боярским по жизнь с обязанностью отправлять их в службу (начало поместий)". Царь Федор Иоаннович "запретил переход крестьян" (это место дважды подчеркнуто Лермонтовым; далее следует запись: "Начало крепостного состояния"). Ранее же специальный абзац был посвящен Юрьеву дню: "Прежде переходили во всякое время - крестьяне вносили пожилые деньги уходя"; "Борис Годунов позволил переход крестьян, только не велел приним<ать> больше 2-х семейств"; при Василии Шуйском произошло "запрещ<ение> пер<ехода> крестьян навеки в 1607 году".¹

¹ (ГПБ, ф. 429 (М. Ю. Лермонтов), ед. хр. 36, л. 50 об., 51-53.)

Представляет интерес краткая запись "Вольность Новгорода",¹ а также записи об указах - "о политической смерти", "о наказании вместо смертной казни" (при Елизавете Петровне), об "уничтожении тайной канцелярии" (при Петре III), об "уничтожении тайной канцелярии и смертной казни" ("подтвердительный указ"), об "облегчении пытки" (при Екатерине II).

¹ (ГПБ, ф. 429 (М. Ю. Лермонтов), ед. хр. 36, л. 51.)

Лермонтов записал и сведения об указах, касающихся некоторых учебных заведений, например об указе, которым определялось "отделение Академии худож<еств> от Московского) университета"¹ (при Екатерине II).

¹ (ГПБ, ф. 429 (М. Ю. Лермонтов), ед. хр. 36, л. 54.)

Французский язык преподавал в Школе в 1826-1835 гг. Я. О. Борде (род. в 1782 г.).¹ На своих уроках он, учитывая, очевидно, что все воспитанники в большей или меньшей степени владели этим языком, имел обыкновение, как указывает Вуич, читать в подлиннике драматические произведения, в частности комедии Мольера.² Даже "разговоры с Борде всегда приятны, ибо, кроме навыка в хорошем французском языке, оп так остроумен, что всегда найдет какой-либо занимательный предмет", - записал Вуич в своем дневнике.³ Об одном из таких разговоров мы узнаем из записи того же Вуича от 13 августа 1830 г.: "После класса французского языка я и Жомини почти целый час еще оставались с Борде, разговаривая о политических известиях новой французской революции". Борде был, очевидно, достаточно осведомлен об этих событиях или же во всяком случае живо интересовался вопросами западноевропейской общественно-политической жизни. По словам Вуича, он "рассказал <...> внутреннее положение всех почти европейских кабинетов. Жаль только, что это, кажется, были лишь предположения его изобретательного ума".⁴ Факт замечательный: преподаватель французского языка в закрытом военно-учебном заведении в самую мрачную пору николаевской реакции беседует с воспитанниками ... о революции во Франции!

¹ (Потто В. Указ. соч., Прилож., Лит. А, с. 16; ЦГИА СССР, ф. 1349, оп. 3, ед. хр. 263.)

² (ГБЛ, № 58, тетр. 2 (18), л. 49.)

³ (ГБЛ, № 58, тетр. 2 (18), л. 65.)

⁴ (ГБЛ, № 58, тетр. 2 (18), л. 81.)

Через два года после этого разговора учеником Борде стал Лермонтов. В его учебной тетради "Лекции по географии"¹ находятся черновые отрывки из поэмы "Сашка" (ранняя редакция, которая могла быть начата в период, близкий к годам учения в Школе (4, 400-401; комментарий Т. П. Головановой)). Не навеян ли был образ гувернера героя француза маркиза (в окончательной редакции маркиза de Tess), рассказывавшего своему воспитаннику о французской революции 1789 г., об А. Шенье, не только воспоминаниями поэта о его гувернере Жандро, но также и о недавнем преподавателе французского языка Я. О. Борде?

¹ (ГПБ, ф. 429 (М. Ю. Лермонтов), ед. хр. 34.)

В Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров существовала военная муштра, ненавистная поэту. Но, кроме военных дисциплин, Лермонтов изучал здесь и общеобразовательные предметы. Среди учителей поэта были люди прогрессивно настроенные, знавшие и любившие свой предмет. Некоторые из них выступали в печати как авторы учебных пособий и научных трудов. Общение с ними на лекциях, внеклассные беседы - все это способствовало расширению круга знаний Лермонтова, находило подчас какое-то отражение и в его творчестве.

Приложение

Лекции из военного слова. Часть 2-ая

Частные правила разных родов прозаических соч(инепий"). Письменное изложение мыслей, имеющее целью изобразить предметы существенные и истинные и действовать на разум человека, называется прозаическим сочинением. Прозаич<еские> соч<инения> разделяются на 6 родов: 1) описания, 2) исторические сочинения, 3) учебные, и<ли> ученые, сочинения, 4) речи, 5) разговоры, 6) письма.

Описания

Определение описания. Описание есть изображение предмета в точном его виде для сообщения о нем понятия.

Собственно предметы описания суть местоположения, явления природы, произведения искусства, характеры, нравы и проч.

Ученые и простые описания. Так как описание состоит в исчислении качеств, действий и отношений предмета, кои суть или таковы, что сами собою чувствам представляются, или открывают средства размышлении, и посему описание бывает или простое изображение, или ученое описание.

Общее правило изображения состоит в том, чтобы предмет представлялся воображению читателя столь живо, как бы он видел оный пред собою. В ученых сочинениях предмет описываемый должен быть совершенно определен.

Описания произведений природы. Изображая произведения и действия природы, писатель должен выпускать из описания все, что может оскорблять вкус и чувство приличия.

Описания произвед<ений> искусства. Искусственные произведения изображаются совершенно в таком виде, в каком они и в самом деле находятся, с присовокуплением, впрочем, оправдания удачных и обвинения неудачных черт произведения.

Описание народных нравов. При изображении нравов и образа жизни народов должно стараться представить как можно вернее частные или семейственные картины и связи, занятия, обряды и проч.

Путешествия. Так как путешествия суть собрания всякого рода описаний, то при составлении оных должно руководствоваться - ив расположении и в слоге - с показанными правилами; путешествия по цели бывают ученые, просто описательные и чувствительные.

Исторические сочинения

Определение и предметы истории. История есть повествование о достопамятных происшествиях, случившихся в нравственном мире.

Истор<ия> быв<ает> ученая, политическая, церковная, военная; кроме сего она разд<еляется>на всемирную, частную и особенную. Пределы каждого рода истор<ии> означаются показанием самого предмета; то происшествие, которое и<з>мепяет общий харак<тер> и ход действ<ий> историческ<их>, наз<ывается> эпохою и полагает границы периодам.

Историческая критика. Поелику историк вводит только происшествия, переданные летописцами, преданиями, очевидными свидетелями и другими источниками, то он должен всегда руководствоваться историческою критикою.

Летопись есть источник истории, то есть современное сказание, летописец означает дни, годы и место описываемого происшествия.

Биография относ<ится> к историческим сочинениям.

Повествования: предмет их исторический или вымышленный [или исторический], посему в первом случае их наз<ывают> повестями, а во втором - романами. Но лучшее различие в том, что роман изображает всю жизнь героя, а повесть [одну часть] одну эпоху оной как образец известного перелома жизни. Слог повести должен быть близок к историческому, только более цветущ и игрив.

Об учебных, или ученых, сочинениях

Ученые, или дидактические, сочинения состоят в изложении умственных и нравственных истин для развития умственных сил человека. Сочинения сего рода разделяются на учебные книги, диссертации, или рассуждения, и критики.

Система, или учебная книга, излагает целый ряд истин одного рода. Цель ее: развитие умственных сил посредством раскрытия всех отношений и связей сих истин. Слог употребляется в сих сочинениях правильный, ясный, но главное условие оного - определительность.

Рассуждение есть полное изложение одной какой-либо истины. Слог должен быть живее, нежели в системах.

Критика есть рассмотрение какого-либо словесного или художественного произведения. Каждое сочинение можно рассматривать в 3-х отношениях: со стороны содержания, слога и расположения, или плана.

1. Критик должен сначала (изложить) каждую мысль отдельно и взаимное их соединение.

2. <Указать>, соответствует ли слог существу дела,

3. Правильно ли расположено сочинение.

4. Критик обязан знать пе только тот предмет, о коем говорится в разбираемом сочинении, но все соприкосновенное ему.

5. Слог критики должен быть правильный, благородный.

О речах

Речь есть такое сочинение, которое при изустном произношении, паучая ум, возбуждая чувства и воспламеняя воображение, склоняет волю слушателя согласно желанию сочинителя.

Каждая речь состоит из приступа, предложения, изложения, возбуждения страстей и заключения.

В приступе оратор, показывая верность предмета, старается обратить внимание слушателей к сему.

Предложение есть та мысль, к принятию которой приступ приуготовляет слушателей.

Изложение, где оратор объясняет и доказывает истину.

Возбуждение страстей: в сей части речи для разгорячения воображения представляется или добродетель во всем блеске или порок в гнусном его виде.

Заключение оканчивает речь. Здесь оратор <сосредотачивает> всю важность мыслей, силу чувствований и выразительность слов для совершенного достижения своей цели.

Впрочем, в речах коротки<х> и вообще предполагающих неприуго-товительность трудно, даже невозможно соблюсти все вышеизложенные правила.

Речи бывают духовные, политические, судебные, академические, военные, похвальные и т<ому> подоб<ные>.

Речи военные более всего требуют быстрого воображения, силу и отважность мыслей и чувствований. Слог должен быть живой, быстрый, краткий и сильный.

В сем роде сочинений оратор должен более пользоваться не столько правилами, сколько обстоятельствами и случаями.

В обращении к воинам должно в кратких словах напомнить все, что для него свято, все, что может довести его до самоотвержения.

О разговоре

Самый естественный способ выражения внутренних движений души есть разговор, который состоит во взаимном двух или многих лиц сообщении мыслей и чувств словами.

Письменный разговор, иначе называемый диалогом, есть подражание изустному и только тем отличен от сего последнего, что всегда и во всем должен иметь более правильности, ибо, во-первых, читателю удобнее заметить недостатки, нежели слушателю, во-вторых, предполагает большую обдуманность и, в-третьих, пишется обыкновенно о предметах важных.

Предметом разговоров могут служить произведения природы и искусства, исторические события и умственные истины.

Цель разговора письменного состоит в объяснении истины и устранении относительно ее недоумений; для сего избираются следующие средства: два пли несколько лиц, смотря по числу разногласных об истине мнений, излагают друг другу взаимно и попеременно свои мысли, сохраняя при сем такой порядок, чтобы прежде отвечать на слова другого, а потом излагать и доказывать свое мнение или самым сим изложением опровергать мнения противника, дабы читатель сам видел недостатки и преимущества обеих сторон. Следовательно, предметом разговора бывает только истина спорная.

А как спорные истины находятся во всех отраслях познаний человеческих, посему разговоры по предметам бывают филозофические, религиозные, исторические, общежитные, собственно литературные.

Сверх того, если разговор имеет прямою целью очищение истины от предрассудков и предубеждений по правилам логики, то оный называется филозофическим, а ежели он предполагает только изложение какого-либо действия, то разговор будет драматический.

Число разговаривающих лиц нельзя определить; впрочем, для избежания сбивчивости должно стараться избегать множества оных. Лица сии могут быть вымышленные и исторические; характеры разговаривающих лиц должны быть различны, ибо от разногласия зависит ход, занимательность разговора.

Главные достоинства изустного разговора суть: живость, непринужденность и благородство, а как письменный разговор есть подражание изустному, то все сии качества неразлучно принадлежат п к письменному, а посему разговоры пишутся слогом смелым, живым, замысловатым, игривым, часто забавным, всегда остроумным, живописным и непринужденным; если же письменный разговор имеет целью убеждение, то слог его подходит до высшего красноречия.

О письме

Определение письма. Отсутствие, месторасстояние, иногда принимая и многие другие препятствия, часто возбраняют личные сношения или объяснения изустные; посему, удовлетворяя нужде и преодолевая препятствия, люди прибегли к письменным сношениям, в коих пишущий излагает своп мысли, предполагая от второго лица (к кому он пишет) вопросы, сомнения, возражения, и предваряет их с своей стороны ответами, решениями и опровержениями. Следовательно, письмо есть разговор с отсутствующим, в коем мысли и чувствования одного лица явно выражаются, а другого предполагаются.

Общие свойства письма и его содержание. Так как письмо заменяет изустный разговор, след<ователно>, о предмете и содержании пишем то же, что сказано о сем в разговорах; посему письмо должно иметь все качества разговора. Но как письмо не может иметь той силы, которая разговору сообщается выразительностью голоса и разными движениями, и как от пишущего более требуют во всем строгого отчета, то в письме должно наблюдать более выразительности, правильности и отчетливости.

Общие правила. Хотя для соч<ин>ения писем положить постоянных общих правил почти невозможно, однако можно показать те условия, которые должно соблюдать при каждом случае, именно: 1) необходимо надо знать отношения свои к тому, кому мы пишем; 2) в продолжение письма не выпускать из виду характера и душевного расположения второго лица, ибо не всякому может нравиться то, что нравится другому; 3) единство тона или чувства, оживляющего письмо, должно быть соблюдаемо во всей строгости; 4) расположение писем бывает почти всегда таково: первое место занимает обращение, которое по большей части заключает в себе титул второго лица; потом приступ, или причина, заставляющая писать; далее излагается та причина, которая заставила обратиться к нему, а не к другому; изложение самого дела и, наконец, заключение, то есть конечная причина письма. К сему нужно прибавить вторичное, как бы прощально<е> обращение с присовокуплением чувствований пишущего ко второму лицу. Из сего правила исключаются те случаи, когда в письмах излагается какое-либо большое литературное или ученое творение.

Роды писем. Письма по начальной своей причине бывают упредительные и ответственные; по количеству предметов они бывают простые или сложные. По содержанию письма разделяются на описательные, филозофические, или ученые, литературные, общежитные, [дружеские] любовные и проч. По случаям, на которые они пишутся: извещательные, просительные, утешительные, благодарственные, поздравительные и тому под<обные>. По отношению лиц письма бывают к низшим, к равным, к высшим и дружеские.