СУШКОВСКИЙ ЦИКЛ

Расстановка ударений: СУШКО`ВСКИЙ ЦИКЛ

СУШКОВСКИЙ ЦИКЛ, утвердившееся в лермонтоведении название группы стихотворений 1830 (см. Циклы), отразивших юношескую влюбленность Л. в Е. А. Сушкову. В отличие от ивановского цикла, С. ц. обладает известной определенностью: о Сушковой, о встречах с нею Л. и стихах, написанных по этому поводу, известно из разных источников, в т. ч. из воспоминаний самой Сушковой. К С. ц. принято относить стих.: "К Сушковой" ("Вблизи тебя до этих пор", др. назв.- "Черноокой"), "Благодарю!", "Зови надежду сновиденьем", "Нищий", "Стансы" ("Взгляни, как мой спокоен взор"), "Ночь", "Подражание Байрону" ("У ног других не забывал"), "Я не люблю тебя, страстей...", а также с большой степенью вероятности "Еврейская мелодия" ("Вверху одна горит звезда"), "Нет! - я не требую вниманья" и "Прости, мой друг!.. как призрак, я лечу". Необходимо учитывать и возможность переадресовки Л. тех или иных стих. 1830-31.

С. ц.- лирич. дневник юноши Л.; несмотря на традиц. романтич. стилистику, стихи цикла (особенно первые два) отличаются психол. точностью и конкретностью: зарождение чувства, к-рое сам поэт еще не решается назвать любовью ("И что ж? - разлуки первый звук /Меня заставил трепетать; /Нет, нет, он не предвестник мук;/ Я не люблю - зачем скрывать!"), и дальнейшее его нарастание, вылившееся в горечь неразделенной любви. Биографич. конкретность проникает и в самую поэтич. стилистику - "притворное вниманье", "острота речей", насмешка и "презренье" - все это, вплоть до романтич. клише, - "чудный взор", "блеск чудных глаз" (Сушкову называли черноокой красавицей), отражает реальную ситуацию отношений Л. и Сушковой.

Хотя в стихах С. ц. уже вырисовываются черты образа лирич. героя (каким он сложится в дальнейшем в поэзии Л.) с его разочарованностью, обманутыми надеждами, бессменными "тревогами души", в целом он не выходит за рамки любовной темы; однако сам образ любви-страдания как абсолютного и исключительного по силе чувства ("Такой любви нельзя не верить") пройдет через всю лирику Л. Отвергнутая любовь несет герою разочарование во всех ценностях - и земных и небесных: "Чем успокоишь жизнь мою, / Когда уж обратила в прах / Мои надежды в сем краю, / А может быть и в небесах?.." ("Стансы"). Но и к неразделенной любви Л. предъявляет абсолютные критерии, предпочитая светской благосклонности определенность, "чистоту" безответности ("Благодарю!"). Отсюда - из стремления исчерпать, дойти до конца в крушении своих надежд, своей "оставленности" всеми в мире - поражающее читателя парадоксальное желание увидеть "труп" возлюбленной, при том, что ее "взор" - единств. "блаженство" героя ("Прости, мой друг...").

Через мн. стихи С. ц. проходит мотив неистребимости первого чувства, не вытесняемого и новыми увлечениями: "Любя других, я лишь страдал любовью прежних дней" ("У ног других не забывал"). Именно в С. ц. поэт дает знаменательное для его творчества определение памяти как "демона-властелина".

По сравнению с непримиримо обвиняющим тоном стихов ивановского цикла в С. ц. упреки в безответности возлюбленной и непонимании ею героя выражены в смягченной форме, что м. б. объяснено биографически (Сушкова была равнодушна - и не скрывала этого - к Л., когда создавались обращенные к ней стихи, но внимательно относилась к его поэтич. опытам). В стих. "Нищий" (написано после пребывания Л. и Сушковой в Троице-Сергиевой лавре) на основе конкретных реалий поэт создал символически обобщенный образ душевного равнодушия, человеческой "глухоты".

Важная особенность стихов С. ц. в том, что их написание совпало с открытием Л. поэзии Дж. Байрона. Мн. мотивы цикла - неразделенной любви, памяти, разлуки, смерти и др.- представляют собой поэтич. реминисценции из его стихов. Однако связь с англ. поэтом далеко превосходит сферу обычных лит. влияний. По убедительному предположению совр. исследователей, "огромный Байрон", с к-рым Л., как свидетельствуют многие современники, не разлучался, был биографией Байрона, написанной Т. Муром (см. Глассе, с. 91). И свой собств. жизненный опыт Л. интерпретировал в то время сквозь призму судьбы (а не только поэзии) Байрона, стремясь найти сходство в своей жизни с его жизнью и нередко формируя свое поведение и эмоциональное восприятие по образу и подобию англ. поэта (ср. отношения Л. с Сушковой и Байрона с Мэри Чаворт, см. там же). Такого рода настроения, связанные с особой, оплаченной самой жизнью, "игрой под Байрона", лежат в основе многих лирич. ситуаций и мотивов стихов С. ц.

Лит. см. при статьях об Е. А. Сушковой и о названных в тексте стих. С. ц.

Л. М. Аринштейн.

Источники:

1. Лермонтовская энциклопедия. Гл. ред. В. А. Мануйлов.- М.: 'Советская энциклопедия', 1981.- 784 стр. с илл. В надзаг.: Институт русской литературы АН СССР (Пушкинский дом). Научно-редакционный совет издательства.