'ПОСЛЕДНЕЕ НОВОСЕЛЬЕ'

"ПОСЛЕДНЕЕ НОВОСЕЛЬЕ", стих. Л. (1841), принадлежащее, подобно "Смерти поэта", "Умирающему гладиатору", к формирующемуся в зрелом творчестве поэта новому синкретич. жанру, к-рый сочетает в себе черты филос.-историч. медитации, политич. инвективы и ораторской оды с ее специфич. фразеологией, синтаксисом и ритмико-интонац. строем. Предметом размышлений в нем служат две темы, занимавшие Л. на протяжении всего творчества: историч. судьбы Франции и судьба Наполеона (см. Наполеоновский цикл). Соответственно поэтич. структура стих. организована как развертывание объединенных в антиномич. пары микромотивов: Франция вообще - Франция в эпоху Июльской монархии; французы - Наполеон; гений - толпа; Франция - Россия. Эти мотивы эксплицированы в стих. в разной степени.

Мотив Франции вообще выявлен в стих. лишь однажды ("великий народ") - большего, по-видимому, и не требовалось, ибо эта формула здесь весьма многозначна. Несомненно ее употребление в прямом смысле: отношение Л. и передовых людей его времени к Франции как к великой стране, средоточию политич. и культурной жизни Европы хорошо известно. Но та же формула имеет здесь и иной - иронический смысл, подобный тому, к-рый придал ей А. С. Пушкин в элегии "Андрей Шенье" (1825), где "великому народу" поставлены в укор известные события 1789-93 ("Где вольность и закон? Над нами единый властвует топор..." и т. д.). Те же мысли и выражения у Л.: "Из славы сделал ты игрушку лицемерья, / Из вольности - орудье палача, / И все заветные отцовские поверья / Ты им рубил..."; причем появляются они у Л. не впервые (ср. "Предсказание", 1830; "Сашка" - строфы 77-80).

Столь же экономно выявлена антиномия Франция - Россия, имплицитно пронизывающая все стих.: для автора "Бородина" оказалось достаточно незначит, аллюзии "в снегах пылающей Москвы", чтобы отблеск московского пожара стал незримым фоном "Последнего новоселья". Полностью эксплицирован мотив Июльской монархии (1830-48) - гос-ва лавочников и политич. дельцов. Спекуляцию июльских политиков на разногласиях между Россией и Польшей Л. заклеймил еще в стих. "Опять народные витии" в 1835. С мая 1840, в связи с известием о предстоящем перенесении останков Наполеона с о. Св. Елены в Париж, во Франции шли острые политич. споры. Л. увидел в этих событиях не только очередную спекуляцию или игру партийных тщеславий, но и показатель общей нравств. деградации поколения французов 30-х гг. и с негодованием бросил: "Мне хочется сказать великому народу: Ты жалкий и пустой народ!" (формула подсказана, вероятно, заключит. фразой заметки Пушкина "Последний из свойственников Иоанны д'Арк": "Жалкий век! Жалкий народ!" применительно к Франции).

Эволюционирует и лермонт. оценка Наполеона: в юношеских стихах наполеоновского цикла доминировал мотив романтич. восхищения личностью Наполеона - титанической, непостижимой, роковой ("Наполеон", 1829; "Наполеон", 1830; "Эпитафия Наполеона", 1830), сменившийся впоследствии более трезвыми суждениями. Однако на фоне гражд. и морального упадка, разгула мелких корыстных интересов личность Наполеона вновь приобретает черты титанизма (ср. "Св. Елена", 1831). "Последнее новоселье", собственно, и построено на этом контрасте: с одной стороны - толпа во главе с прорвавшимися к власти в 30-е гг. политич. интриганами, с другой - великий сын Франции, некогда обожествлявшийся, а потом вероломно преданный французами, к-рые, однако, используют память о нем и даже самый его прах для недостойного самовозвеличивания и политич. игры. Вся проблематика, т. о., отождествляется с антиномией гений - толпа и включается в сферу обычных для Л. размышлений о трагич. обреченности гениальной личности и ее постоянном одиночестве. В этой связи исследователи отмечают сходство фразеологии данного стих. и "Смерти поэта": "...вера, слава, гений... Тобой растоптано в пыли" (ср.: "Свободы, Гения и Славы палачи") или: "Один, - он был везде..." (ср. "Один как прежде... и убит") и т. п.

В России, где тема Франции и Наполеона не утратила актуальности и в 40-е гг., вести о спорах по поводу захоронения праха Наполеона нашли широкий отклик, в т. ч. и в поэзии. А. С. Хомяков в стих. "Небо ясно, тихо море" (1841) интерпретировал это событие в духе славянофильских идей: Наполеон - воплощение неуемной гордыни, сломить к-рую смогла лишь "наша сила, русский крест". В стих. "На перенесение Наполеонова праха" он приветствовал это решение, т. к. оно заставит народы вспомнить о грандиозном поражении великого полководца под Москвой. А. И. Подолинский в стих. "Остров Св. Елены" (1841) требовал: "Не троньте пустынной могилы", ибо почести и слава пробудят "другого честолюбца", к-рый "кровью полмира опять обольет" (намеки на бонапартистский заговор 1840). Подолинскому вторит Е. П. Ростопчина: "Не трогайте костей Его" ("Поклонникам Наполеона", 1841), хотя мотивировка у нее другая: "крамольная", безнравств. Франция, возникшая в результате Июльской революции 1830, никаких прав на Наполеона не имеет.

Хотя "Последнее новоселье", написанное после перезахоронения праха Наполеона (15 дек. 1840), в чем-то перекликается с каждым из названных стих., оно отличается от них глубиной историч. осмысления событий и остротой социально-политич. оценок. Однако мн. современники не выделяли стих. Л. из потока патриотич. лирики с антифранц. или славянофильским (см. Славянофилы) уклоном. Хомяков воспринял резкие замечания Л. по отношению к французам как проявление славянофильства и полагал, что Л. "слабее" сказал то, что было уже сказано им (письмо к Н. М. Языкову, лето 1841). В том же смысле понял социальную направленность стих. В. Г. Белинский: "Какую дрянь написал Лермонтов о Наполеоне и французах,- писал он 28 июня 1841 П. Н. Кудрявцеву,- жаль думать, что это Лермонтов, а не Хомяков". К этой оценке присоединился впоследствии Н. Г. Чернышевский. Между тем придворные круги были отнюдь не склонны восторгаться "патриотизмом" Л. Прочитав в "03" (1842, № 12, с. 61) франц. пер. "Последнего новоселья" (М. Мещерского), А. Х. Бенкендорф написал С. С. Уварову, что "издание подобной пьесы неприлично... Сильные выходки подлинника против Франции усилены переводчиком до неприличной брани" (Лемке М., Николаевские жандармы и литература 1825-1855 гг., СПБ, 1909, с. 137). Др. перевод стих. (Д. П. Ознобишина) вообще не увидел света.

Автографы: черновой - ГПБ, Собр. рукоп. Л., № 11 (альбом М. Ю. Л.; беловой - ИРЛИ ( альбом А. Д. Боратынской); подпись: "М. Л.". Авторизов. копия - ИРЛИ (тетр. XV). Впервые - "ОЗ", 1841, № 5, отд. III, с. 1-2. Датируется весной 1841 (по времени появления в печати).

Лит.: Сухомлинов М. И., "Последнее новоселье". Стих. Л., "РВ", 1895, март; Грунский И. К., Наполеон I в рус. худож. лит-ре, "Рус. филолог. вестник", 1898, т. 40, № 3-4, с. 279-90; Нейман (1), с. 121-22; Эйхенбаум (3), с. 111-13; Эйхенбаум (5), т. 2, с. 232-36; Эйхенбаум (12), с. 116-21, 324-25; Мордовченко, с. 789-90; Герштейн (3), с. 427-28; Гер-Штейн Э., Послесловие, в кн.: Ахматова А., О Пушкине, Л., 1977, с. 312; Иконников (2), с. 36-41, 68-69; Архипов, с. 200-09; Фризман (2), с. 126; Гиллельсон (3), с. 259-60.

Л. М. Аринштейн.

Источники:

1. Лермонтовская энциклопедия. Гл. ред. В. А. Мануйлов.- М.: 'Советская энциклопедия', 1981.- 784 стр. с илл. В надзаг.: Институт русской литературы АН СССР (Пушкинский дом). Научно-редакционный совет издательства.