'МОЁ ГРЯДУЩЕЕ В ТУМАНЕ'

"МОЁ ГРЯДУЩЕЕ В ТУМАНЕ", элегич. медитация Л. (1836-37?), одно из первых обращений к теме бесперспективности будущего, развитой в стих. "Гляжу на будущность с боязнью..." и "Дума". В отличие от последних - эта тема раскрывается здесь в сугубо личном плане, причем намеченный в первом стихе лейтмотив "грядущего в тумане" сразу же заглушается мотивами избранничества ("К чему творец меня готовил", "Ты будешь славен меж людей!...") и обманутых надежд юности. И тот и другой уже звучали в поэзии Л., однако в этом стих. мотив избранничества приобретает новый, причем существенный оттенок: "творец" избрал поэта своим пророком ("Добра и зла он дал мне чашу..."). Ощущение высшего предназначения и готовности к пророческой миссии ("И я словам его поверил", "Я будущность свою измерил / Обширностью души своей...") приводит поэта к жертвенному отказу от следования путем общечеловеческих судеб ("С святыней зло во мне боролось, / Я удушил святыни голос, / Из сердца слезы выжал я..."). Только перестав быть человеком "как все", лермонт. герой обретал способность проникнуть в тайны человеческого духа ("Тогда, для поприща готовый, / Я дерзко вник в сердца людей..."). Здесь легко различить истоки темы, получившей полное развитие в стих. "Пророк". Характерно, что тем же путем шел к постижению космич. тайн пророк А. С. Пушкина.

Стих. "Мое грядущее в тумане", очевидно, не удовлетворило Л., и он создал новое стих., в к-ром с первой же строки стремился придать предмету элегич. медитации более обобщенный смысл: "Гляжу на будущность с боязнью...". Эта начальная строка, задающая тон всему стих., полемически заострена против пушкинских "Стансов" ("В надежде славы и добра / Гляжу вперед я без боязни..."), содержавших примирительные ноты по отношению к нек-рым аспектам политики Николая I. Примечательно, что все др. компоненты своего первого стих. Л. сохранил почти в неизменном виде: оба стих. однотипны по строфич. (4 + 6 + 10) и поэтич. композиции (напр., первый и второй стих строятся как антитеза будущего и прошлого), по ритмико-интонац. структуре, близки по эмоционально-смысловому раскрытию темы и содержат пять полностью совпадающих стихов.

В дальнейшем Л. еще более определенно связал мысли о собств. будущем с размышлениями о судьбе поколения, создав на этой основе стих. "Дума", в к-рое вошли нек-рые поэтич. элементы стих. "Мое грядущее в тумане" (напр., сравнение "сердце" - "юный плод, лишенный сока..." превратилось в метафорич. изображение духовного облика "поколения": "Так тощий плод, до времени созрелый...").

Автограф - ЦГАЛИ, ф. 276, оп. 1, № 53 (отд. листок из архива Е. А. Карлгоф-Драшусовой). Впервые - ЛН, т. 19-21, М., 1935, с. 505, Предположительно датируется по связи со стих. "Никто моим словам не внемлет", записанным на том же листке, и по принадлежности листка с автографами С. А. Раевскому - концом 1836-нач. 1837 (но до "Смерти поэта").

Лит.: Пахомов (1), с. 502-10.

Л. М. Аринштейн.

Источники:

1. Лермонтовская энциклопедия. Гл. ред. В. А. Мануйлов.- М.: 'Советская энциклопедия', 1981.- 784 стр. с илл. В надзаг.: Институт русской литературы АН СССР (Пушкинский дом). Научно-редакционный совет издательства.