КЮХЕЛЬБЕКЕР

Расстановка ударений: КЮХЕЛЬБЕ`КЕР

КЮХЕЛЬБЕКЕР Вильгельм Карлович (1797-1846), поэт и лит. критик, декабрист. Соч. К. после 1825 появлялись в печати анонимно. Существует предположение, что Л. была известна драма-мистерия К. "Ижорский", опубл. в 1835; ряд монологов Ижорского тематически и фразеологически близок к монологам Арбенина в "Маскараде". Имеется определенное типологич. сходство героев обеих драм: самоанализ, скептицизм, сюжетные параллели (убийство Арбениным Нины и "убийство" Ижорским Лидии, к-рую он оставляет в степи).

Реплика Арбенина "Напрасно я ищу повсюду развлеченья..." ("Маскарад", д. 1-е, сц. 2-я) перекликается с финалом монолога Ижорского из 3-го явления 1-го д., ч. 1-й ("Как надоел мне этот бал..."). Слова Арбенина "Все перечувствовал, все понял, все узнал..." из 3-й сц. 1-го д. заставляют вспомнить фрагмент монолога Ижорского: "Все испытал я, все я разлюбил..." (4-е явление). Не признавая идейной близости драм Л. и К., Б. Эйхенбаум [(12), с. 202- 203] тем не менее замечает: "Иные строки "Маскарада" кажутся почти цитатами из "Ижорского"": "И я, признаться, светом утомлен: / Я много жил и чувствовал и видел, / Я много жил - и жизнь возненавидел!" (д. 1-е).

Эти стихи К., как и предыдущие, могут быть соотнесены также со стихами из монолога Демона (ч. II, гл. X): "Все знать, все чувствовать, все видеть, / Стараться все возненавидеть / И все на свете презирать!.." Клятва Демона ("Клянусь я первым днем творенья...") композиционно построена аналогично клятве Шишиморы, "этого русского фантастического подобия Мефистофеля" (Тынянов Ю. Н., ст. "Кюхельбекер о Лермонтове", с. 147): "...Клянусь бездонной, вечной тьмою, / Грядущим жребием твоим, / Клянусь презрением моим / И яростной к тебе враждою..." ("Ижорский", ч. 2-я, д. 3-е, явление 4-е).

Внимание Л. к драме К. связано с его повышенным интересом к жанровым модификациям поэмы-мистерии. В позднем творчестве К. можно заметить воздействие Л. Так, в монологе Кикиморы, другого персонажа из той же драмы "Ижорский", к-рую К. писал много лет (ч. 3-я, д. 2-е, явл. 2-е), он дает резко отрицат. характеристику "героя сороковых годов", а в примечании прямо ссылается на "гениальный роман" Л. "Герой нашего времени". Высказывалось мнение (Е. Пульхритудова), что именно лермонт. опытом вызвана попытка К. более глубоко разобраться в психологии "лишнего человека" (роман К. "Последний Колонна"). Знакомство К. с произв. Л. началось в ссылке; в 1841 он из рецензии В. Г. Белинского в "ОЗ" узнал о появлении "Героя...". Прочитав роман в авг. 1843, К. отметил в своем "Дневнике" его худож. достоинства, глубину и "истину" характеров, но отверг Печорина как социально-психологич. тип: "Лермонтова роман - создание мощной души: эпизод "Мэри" особенно хорош в художественном отношении; Грушницкому цены нет,- такая истина в этом лице; хорош в своем роде и доктор; и против женщин нечего говорить... а все-таки! Все-таки жаль, что Лермонтов истратил свой талант на изображение такого существа, каков его гадкий Печорин". В этой оценке сказались особенности декабристской эстетики: требование социальной активности героя и непосредственно выраженной нравств. позиции, авторского суда.

Иным было отношение К. к лермонт. лирике. В ней К. находил следы воздействия У. Шекспира, Ф. Шиллера, Дж. Байрона, А. С. Пушкина и др., а также собств. произведений; характеризуя стихи Л. как "эклектические", он в то же время замечал, что "...и в самых подражаниях" у Л. "есть что-то свое, хотя бы только то, что он самые разнородные стихи умеет спаять в стройное целое, а это - не безделица" ("Дневник", 1844). Не поняв места и характера отражения мотивов мировой поэзии в творчестве Л., не признав истинного дарования поэта как "элегика-сатирика", К. видел самобытность его лирич. таланта "...в стихотворениях, которых предметом не внутренний мир человека, а мир внешний", в частности, в "Дарах Терека" - стих., представляющем собой "в своем роде истинный chef-d'oeuvre". Безоговорочно высокой была оценка К. лермонт. "Маскарада": ""Маскарад", не в художественном, а в нравственном отношении выше ("Героя..."), потому что тут есть, по крайней мере, страсти".

Общая оценка К. таланта Л. оставалась очень высокой; он отводил ему первое место среди писателей нового поколения и считал, что в дальнейшем Л. поднялся бы еще выше, "...потому что узнал бы свое призвание и значение в мире умственном".

Соч.: Избр. произв., т. 1-2, М.-Л., 1967; Путешествие. Дневник. Статьи, Л., 1979, с. 395, 415, 417-18.

Лит.: Эйхенбаум (2), с. 86-87; Эйхенбаум (12), с. 201-06; Тынянов Ю., В. К. Кюхельбекер, в кн.: Кюхельбекер В. К., Лирика и поэмы, т. 1, Л., 1939, с. LXI, LXII-LXIII; его же, Кюхельбекер о Л., "Лит. современник", 1941, № 7-8, с. 142-50; Гинзбург (1), с. 30-33; Нейман (4), с. 58-60; Мордовченко Н. И., Рус. критика первой четверти XIX в., М.-Л., 1959, с. 419-20; Пульхритудова Е. М., "Лермонт. элемент" в романе В. Кюхельбекера "Последний Колонна", Науч. докл. высш. школы, "филол. науки", 1960, № 2, с. 126-38; Базанов В. Г., Очерки декабристской лит-ры. Поэзия, М.-Л., 1961, с. 330-31; Федоров (2), с. 188-90; Архипова А., "Меламегас" - черновой набросок В. Кюхельбекера о бесе-человеке, "РЛ", 1963, № 4, С. 151-54.

А. Е. Ходоров.

Источники:

1. Лермонтовская энциклопедия. Гл. ред. В. А. Мануйлов.- М.: 'Советская энциклопедия', 1981.- 784 стр. с илл. В надзаг.: Институт русской литературы АН СССР (Пушкинский дом). Научно-редакционный совет издательства.