ДЕМОНИЗМ

Расстановка ударений: ДЕМОНИ`ЗМ

ДЕМОНИЗМ, восходящее к библ. мифологии обозначение отношения к миру, предельная цель к-рого - разрушение существующих духовных и материальных ценностей, вплоть до обращения мира в ничто. Д. основывается на абсолютной свободе воли его носителя, к-рый воспринимает эту свободу прежде всего как свободу от моральных обязательств перед людьми, утверждает ее как свободу проявления его собств. волеизъявлений и в противовес идеям добра и любви выдвигает идеи тотального скептицизма. Мысль о необходимости разрушить и пересоздать мир на основании свободы воли, обусловленная личной обидой носителя Д. на мироустройство, обосновывается им путем доказательств того, что мир "не состоялся" и что бессмыслица переполняет мир.

К проблеме демонизма Л. обратился с первых самостоят. шагов. Внимание к ней обусловлено обществ. ситуацией 30-х гг. 19 в., а также развитием романтич. традиций с присущим им влечением к обостренной парадоксальной постановке кардинальных вопросов нравственности, морали и миропорядка в целом. Лермонт. Д. проявляется многообразно, хотя явственно прослеживаются два типа его интерпретации. Во-первых, Д. изображается как явление общечеловеческое, облеченное в тона высокой филос. рефлексии (образ Демона в разных редакциях одноим. поэмы, стих. "Мой демон", "1831-го июня 11 дня", в значит. степени роман "Вадим" - видимо, об этом романе Л. писал как о "произведении, полном отчаяния...",- и далее, вплоть до баллады "Тамара"). Во-вторых, Д. представляется в сниженном, подчеркнуто конкретном виде, в условиях совр. поэту России (юношеская драма "Два брата", "Маскарад", "Герой нашего времени"). Но в обоих случаях все действия демонич. героя Л. являются результатом его единоличного суда над миром; зло, несомое в мир, выступает как ответ на людскую несправедливость, а в пределе - на несправедливость бога (см. Богоборческие мотивы). Изначальная движущая сила поступков демонич. героя, повод для их совершения - личная месть, к-рая имеет в виду и более дальнюю цель, выступая как месть судьбе, творцу. Д. поэтому всегда стремится принять филос. окраску. Однако в основе вселенского демонич. философствования - апелляция к эмпирич. доказательствам несостоятельности мира. Отсюда - эксперимент как форма интеллектуального самоутверждения; и жизнь Демона в одноим. поэме, и жизнь Печорина в романе "Герой..." становятся цепью последовательно проводимых экспериментов. Эксперимент требует смелости, риска, отваги, на них-то и держится обаяние Д. Зиждется оно и на принципиальном бескорыстии эксперимента, ибо экспериментирующий демонич. герой не требует от жизни ничего, кроме искомой им эмпирически доказуемой истины.

Начиная с драмы "Маскарад", в центре к-рой стоит ярко выраженный демонич. герой Арбенин, в творчестве Л. преобладает изображение Д., нашедшего себе место в реальном быту, в повседневности. Драма построена как ряд картин быта и нравов высшего петерб. света, однако изображенная в ней реальность имеет и своеобразный второй план: убийство Арбениным Нины - следствие его общего, мировоззренч. заблуждения, неверия в душевную чистоту его жертвы, вина к-рой почти бесспорно доказана фактами, уликами. Здесь вырисовывается осн. противоречие Д. и его носителя: будучи импозантен и обаятелен в своем скептич. отношении к миру, в ореоле принятого на себя страдания, Д. принципиально неконструктивен, безынициативен (при всей активности исповедующего Д. героя). Он всегда лишь ответ на нечто, созданное не им, но им судимое произвольно, вслепую. И с "Маскарада" начинается преодоление Л. этого нигилистич. явления. В "Сказке для детей", воздав должное красоте и искушающему обаянию собирательного демонич. героя, Л. говорит: "...И этот дикий бред / Преследовал мой разум много лет. / Но я, расставшись с прочими мечтами, / И от него отделался - стихами!".

Впрочем, борьба Л. с Д. имеет свои подъемы и спады. "Демонический характер в изображении Лермонтова всегда имеет одну и ту же предысторию: он начинает либо верой в добро и высокие идеалы, либо необузданной жаждой жизни и кончает холодным ожесточением" [Гинзбург (1), с. 37]. Но ожесточение приносит страдания не только другим людям, но н самому демонич. герою, ибо совершая зло, он хочет при этом, чтобы его любили, и нелюбовь воспринимает как тяжелую обиду ("За что они все меня ненавидят?"- спрашивает Печорин). Поэтому демонич. герой постоянно обращается к своим "лучшим годам". "Погибшее прошлое" для него - время полноты бытия и веры в возможность познания мира, не отравленной сомнением. Восстановление первонач. идиллии - острое желание героя, причем речь, разумеется, идет о высокой философской идиллии: "Хочу я с небом примириться, /Хочу любить, хочу молиться,/Хочу я веровать добру" ("Демон").

Однако подобное желание неосуществимо: идиллия есть конечный результат созидания, гармония, единения людей друг с другом, с природой, а демонич. герой устранился от какого бы то ни было сотворчества, отрезал себе пути к нему. Отсюда - его попытки возвратиться в мир, от к-рого он отрекся, тщетность этих попыток и еще большее озлобление против мира.

Демонич. герой - постоянное действующее лицо поэм, драм и романов Л.: Демон и Измаил-бей, Ангел смерти и Азраил (герои юношеских одноим. поэм), Кирибеевич в "Песне про ...купца Калашникова" и Вадим, Боярин Орша и Печорин в "Герое..."- все они в той или иной степени носители Д. Демонич. мотивы постоянно возникают и в лирике Л. Слишком ранняя искушенность в мире, познание жизни и людей "до срока", отъединенность от людей и одновременно тоска по живому человеческому контакту ("И скучно и грустно"), невозможность осуществить этот контакт, противоречие между жаждой действия, к-рое могло бы оставить память о человеке, и сознанием бесплодности и бессмысленности действия, ощущение неполноты своего бытия и невозможность наполнить его вызывают у демонич. героя скуку ("Я все это уж знаю наизусть - вот что скучно!" - "Герой...").

Пути выхода из Д. различны: это и изображение цельных нар. героев в "Бородине" и "Песне про ...купца Калашникова", и введение в позднюю лирику "простого сознания" (Д. Максимов), воспроизведение другого "голоса" ["Завещание" ("Наедине с тобою, брат")] или ориентация на него ("Сон", "Спор", "Три пальмы"), и возможность пристального "всматривания", созерцания того, что не мог охватить разум; стих. "Родина" полнится именно таким "всматриванием": "Взором медленным пронзая ночи тень...", "Я вижу...", "Смотреть до полночи готов...".

Родина воспринимается как мир утраченной идиллии, а "странная любовь" к ней, как вероятный путь выхода из ожесточенного индивидуализма.

Лит.: Турбин (1), с. 207-16, 230; см. также Лит. при статьях "Демон", "Мой демон".

А. М. Песков, В. Н. Турбин.

Источники:

1. Лермонтовская энциклопедия. Гл. ред. В. А. Мануйлов.- М.: 'Советская энциклопедия', 1981.- 784 стр. с илл. В надзаг.: Институт русской литературы АН СССР (Пушкинский дом). Научно-редакционный совет издательства.