БАЙРОН

Расстановка ударений: БА`ЙРОН

БАЙРОН (Byron) Джордж Гордон Ноэл (1788-1824), англ. поэт-романтик. Участник революционно-освободит. движения в Италии и Греции. Выразил умонастроение эпохи крушения просветительских идеалов. Сочетание в его поэзии скорби, иронии и воли к борьбе, противопоставление героич. личности бурж. миру сделали байронизм этапом в духовном развитии передового европ. об-ва. В России Б. известен с кон. 1810-х гг.; интерес к нему углубился после поражения восстания 1825: привлекал разрыв Б. с офиц. идеологией, бунтарский дух его стихов, преданность революции. Воздействие Б. сказалось в поэмах А. С. Пушкина "Кавказский пленник" (1821), "Бахчисарайский фонтан" (1823) и многих рус. романтич. поэмах 20-х гг. Пушкин вскоре преодолел байронизм, а другие рус. поэты ему подражали больше, чем Б.

Дж. Г. Байрон. Гравюра У. Эдвардса с оригинала Т. Филлипса

В 1828-29 Л., еще не зная англ. яз., воспринимал Б. через переводы 20-х гг.- "Шильонский узник" В. А. Жуковского (1822), "Абидосская невеста" И. И. Козлова (1826), "Паризина" В. Вердеревского (1827), через байронич. поэмы Козлова ("Чернец", 1825), А. А. Бестужева (Марлинского) ("Андрей Переяславский", 1-я гл., 1828), А. И. Подолинского ("Див и Пери", 1827; "Борский", 1829; "Нищий", 1830), а также через франц. переводы и подражания (В. Гюго и А. де Ламартин). Ранние романтич. поэмы Л. ("Черкесы", "Кавказский пленник", "Корсар", "Преступник", "Два брата") носят ученич. характер и в значит, мере являются переделками байронич. поэм Пушкина, Козлова и др. Мало самостоятельны и первые лирич. стихи Л., однако обильные текстовые заимствования из Б. и Пушкина подчинены уже здесь авт. замыслу и воспроизведению личных переживаний.

Осенью 1829 Л. начал учиться англ. языку. Летом 1830 он, по свидетельству Е. А. Сушковой, был "...неразлучен с огромным Байроном" - скорее всего это были не сочинения Б., а только что вышедший 1-й том писем и дневников англ. поэта, изд. Т. Муром. Воздействие Б. на поэмы Л. ("Джюлио", "Литвинка", "Исповедь") становится прямым и более явным. Его восприятие стилистических, композиционных, метрических особенностей байроновской поэзии совпадает с глубоким интересом к обществ.-филос. содержанию творчества англ. поэта. Как и в поэмах Б., герой Л. как бы заслоняет остальных персонажей: таковы Азраил ("Азраил") и Ангел ("Ангел смерти"), напоминающие в этом смысле героев "Каина" (1821) и "Неба и земли" (1822) Б. Несмотря на отсутствие буквальных совпадений, поэтов также сближает руссоистское противопоставление жестокости человека гармонич. щедрости природы. Байронич. мотивы легко прослеживаются в поэмах Л. о мстителе Аджи ("Каллы"), о любви и смерти ("Аул Бастунджи"), об участии героя в освободит. войне ("Измаил-Бей"). Хотя образ Измаила во многом навеян Б. (ср.: "Измаил-Бей" и "Корсар" - "The corsair" Б.), поэма Л. представляет самостоят. интерес, т. к. осн. на оригинальном сюжете и отличается большей локальной и историч. точностью. Л. вносит в описание кавк. горцев новые оттенки. Близость к Б. проявляется и в поэмах "Хаджи Абрек", "Боярин Орша". Заимствуются не только отдельные ситуации из "Гяура" ("The Giaour", 1813), "Паризины" (1816), "Осады Коринфа" ("The siege of Corinth", 1816), напр. отступничество героя, его конфликт с об-вом из-за преступной страсти, но и экзотич. обстановка, напряженность чувств; как у Б. и его подражателей, стиль Л. отличается предельной экспрессивностью, эмоциональностью, ясно выражая авт. отношение к описываемому. В то же время в этих поэмах намечается преодоление байронизма, которое завершилось в "Мцыри", хотя и здесь повторяются характерные для поэм Б. исповедь героя-пленника, его стремление к свободе. Уже в "Боярине Орше" намечена историч. обстановка, с к-рой связаны судьбы персонажей; в этом Л. опирается на историзм В. Скотта и позднего Б. Вслед за Б. он соединяет образ разбойника-мстителя с темой нац.-освободит. борьбы; здесь сказывается также традиция декабрист. лит-ры в трактовке предводителей восставшего народа.

Присущие Б. ненависть к политич. и нац. гнету, прославление революц. борьбы, противопоставление природы и естеств. чувств об-ву, разочарование в людях и сосредоточенность в себе отвечали потребностям внутр. развития Л., стимулировали его; в лирике Л. байронич. мотивы приобрели самостоят. звучание. Изображая страсть, раскрывающую личность лирич. героя, Л. следует ораторскому декламац. стилю Б. с его приверженностью к гиперболизации, абсолютам, антитезам, к афористичности и заострению мысли. Метрика стиха Л. близка метрике стиха Б., более свободного, чем русский. В соответствии с практикой англ. стихосложения Л. использует, напр., 5-стопные ямбы с одними мужскими рифмами и варианты трехдольных размеров, не свойственные рус. поэзии. В четырехстопном ямбе он допускает нек-рые отклонения от "правильности", напр. два безударных слога между ударными.

После ученических прозаич. переводов 1830 (II, 241-46) - отрывка из стих. "Тьма" ("Darkness", 1816), начала "Гяура", 1-й строфы "Беппо" (1818) и "Прощанья Наполеона" ("Napoleon's farewell", 1815) - Л. переводит стих. "Прости" (1808), сохраняя его англ. название - "Farewell", а также начало баллады о черном монахе из "Дон Жуана" - "Баллада" ("Берегись! берегись! над бургосским путем"), сокращая текст, но сохраняя его размер и стиль, и "Стихи, записанные в альбом на Мальте" ("Lines written in an album at Malta", 1809); вольный их перевод стал 2-й строфой стих. "В альбом" ("Нет! - я не требую внимания"). Более точный и совершенный перевод сделан в 1836 ("Как одинокая гробница"). В 1831 Л. не переводит, а пишет самостоят. стихи на темы Б. Стих. "К Л." и "Подражание Байрону" сокращены по сравнению с соответств. стих. Б. в три раза и не заключают ни одной строки, к-рая бы точно воспроизводила англ. текст. "Видение" Л. вдохновлено "Сном" ("The dream", 1816); Л. включил его в драму "Странный человек" (сцена 4); "Ночь I", "Ночь II" и отрывок "Сон" ("Я видел сон: прохладный гаснул день") напоминают "Сон" и "Тьму" Б. Однако стихи Л. дают новые, своеобразные вариации на темы Б. 1-я строфа стих. "Время сердцу быть в покое" воспроизводит начало стих. Б. "Tis time this heart should be unmoved" (1824), но далее перелагает стихи С. Колриджа. Стих. "Ах! ныне я не тот совсем" довольно близко следует 5-й строфе поэмы Б. "Мазепа" (1819). Влияние Б. ощущается также в стих. "Стансы" ("Взгляни, как мой спокоен взор"), "К Л." и "Когда к тебе молвы рассказ".

К Б. восходят стихи Л., посв. Наполеону, но Л. дает свою трактовку его личности с т. з. русского нац. самосознания. Строки в стих. "К ***" ("Не думай, чтоб я был достоин сожаленья"): "Я молод, но кипят на сердце звуки, / И Байрона достигнуть я б хотел", а также стих. "Нет, я не Байрон, я другой" говорят не только о том, как сам Л. осознавал значение англ. поэта для своего духовного развития, но и о его высоком сознании своей миссии как миссии национальной, обязывающей его искать собств. путь в лит-ре, отличный от пути Б. Хотя между стихами Л. и Б. мало полных соответствий, число отд. словесных совпадений в них велико. Так, строки Л. "Мой дом везде, где есть небесный свод" ("Мой дом") и отрывок "Синие горы Кавказа" имеют параллели в "Чайлд Гарольде" (песнь III, строфы 13, 61). Крик, вырвавшийся из уст дочери боярина Орши (гл. I, стихи 239-245), вторит крику Паризины (строфа 18) и неизвестной в "Гяуре" (строфа 11). Богохульные речи Юрия Волина ("Menschen und Leidenschaften") и Владимира Арбенина ("Странный человек") сродни речам байроновского Каина. Строки "Стансов" "Too brief for our passion, too long for our peace Were those hours" повторены в стих. Л. "К Дурнову" ("Довольно любил я, чтобы вечно грустить, / Для счастья же мало любил"; I, 269). Стих. Л. "Кавказ" восходит к руссоистскому вступлению к "Гяуру" с сожалением о прежде свободном крае, ныне оскверненном кровопролитиями, и к стих. Б. "Лох-на-Гар" (1807).

Многочисленные словесные заимствования молодого Л. могут быть осмыслены только в контексте всей эволюции его творчества, его связи как с рус. лит. традицией, так и с европ. романтизмом вообще. Не всегда можно провести грань между воздействием на Л. самого Б. п воздействием общеромантич. тем и мотивов. Уже в раннем творчестве Л. прослеживается не просто влияние отд. произв. Б., но отношение Л. к его поэзии в целом. В характере филос. лирики Л. особенно проявляется влияние Б. и его "Каина" ("Когда б в покорности незнанья", "Три ночи я провел без сна - в тоске"). Разделяя религ. и филос. сомнения Б., Л., однако, в большей степени и на иной лад стремится сформулировать определ. идеал высоконравств. личности и воспевает порывы духа у того, "кто в грудь втеснить желал бы всю природу, / Кто силится купить страданием своим / И гордою победой над земным / Божественной души безбрежную свободу" ("Унылый колокола звон"). Л. нередко использует излюбленные формулы Б., напр. контрастные сближения ада и рая, земли и неба, блаженства и муки. Но он стремится избавиться от многословия англ. поэта, от характерных для него абстракций, ораторской пышности.

В период зрелости Л., сохраняя живые связи с Б., творчески совершенно самостоятелен. В его стихотв. повестях абстрактный байронич. "антиевропеизм" соединяется с конкретным историко-этнографич. описанием Кавказа. Реальные бытовые подробности в "Мцыри" отличаются от вневременных описаний в "восточных" поэмах Б. Герой Л. преодолевает эгоистич. индивидуализм героев Б. и двусмысленность их нравств. позиций, но сохраняет смелость и жажду свободы. Прямое воздействие Б. проявляется здесь лишь в той мере, в какой повторяются в "Мцыри" вдохновленные Б. мотивы юношеской поэзии Л. Так, строфа 8 напоминает рассказ Селима ("Абидосская невеста"), а жалоба Мцыри "На мне печать свою тюрьма / Оставила" - признание Бонннвара ("Шильонский узник"). В более сложной форме, чем в ранний период, проявилось влияние Б. в поздних редакциях поэмы "Демон", подсказанной также Дж. Мильтоном, А. де Виньи, Т. Муром. Л., однако, изображает существо не столько злое, сколько страдающее от неизбежности зла и невозможности вернуться к добру. Образ Демона м. б. отчасти навеян и образом самого Б. в стих. Ламартина "Человек. Лорду Байрону. Поэтические размышления" (1820), в к-ром Б. уподобляется Сатане. Тем не менее оригинальное лермонт. начало здесь гораздо существенней, чем круг ассоциаций, подсказанных англ. поэтом.

Опыт Б.-сатирика учтен Л. в поэмах "Сашка" и "Сказка для детей". Вступит. строфы к "Сашке", рассказ о воспитании героя, отступления, иронич. замечания в скобках, пародии на романтич. штампы, снижение образов и лексики, приближение их к разг. речи, а стиха и ритма - к синтаксису прозы, комич. использование цитат имеют параллели в "Дон Жуане" и "Беппо". Как Б. и Пушкин, Л. сочетает гражданств. и лирич., патетич. и комич. элементы.

"Герой нашего времени", открывший новый период в истории русского и мирового романа, сохраняет преемственную связь как с произв. франц. романистов, так и с письмами и дневниками Б., опубл. Муром в 1830. Л. трижды ссылается на них в автобиографических заметках. Рядом с заглавием стих. "К ***" ("Не думай, чтоб я был достоин сожаленья") он пометил: "Прочитав жизнь Байрона (<написанную> Муром)" (I, 407). По мнению А. Глассе, о внимательном чтении этой книги говорят и многие ранние стихи Л. Образ Б., отразившийся в прозе Л., - образ сложный и противоречивый, в к-ром бурные страсти соединяются с рационалистич. анализом и самоанализом, активность с фатализмом, аристократизм с демократич. убеждениями. Этот образ близок Печорину, особенно как автору "Журнала". Стилистически прозу и Б., и Л. отличают философичность, подчеркивание алогизма внутр. жизни, афористичность, прозаич. детали, насмешки над поэтич. клише и чередование конкретных фактов с обобщающими сентенциями, а субъективно-лирич. повествования с объективно-ироническим. Но различие между Б. и Л. значительнее, чем черты сходства. В "Письмах и дневниках" Б. автор и герой совпадают; Печорин же как автор "Журнала" - персонаж Л., созданный не только самонаблюдением, но и вымыслом. Дневники и письма Б. предельно субъективны и не выходят за рамки исповеди и автопортрета, Л. же создает и обобщающий образ целого поколения, и реалистич. психол. роман, в к-ром лирич. начало подчинено объективному. К такому роману стремился и Б. в "Дон Жуане", но внутр. развитие Жуана скорее констатируется, чем раскрывается. Между тем Л., опираясь на Пушкина, рисует сложный образ, несущий в себе несовершенства и противоречия действительности.

Новаторство Л. по сравнению с Б. особенно ясно в лирике 1836-41, хотя он снова и более точно, чем в первый период, переводит стих. из "Еврейских мелодий" Б. "Душа моя мрачна" ("My soul is dark"), пишет стих. "Умирающий гладиатор", развивая мотивы 140-141-й строф IV песни "Чайлд Гарольда", хотя и в его оригинальных стихах можно уловить отзвуки стихов англ. поэта. Эти переклички, по-видимому, бессознательные, говорят лишь об общем значении байронизма как явления рус. культуры и о силе воздействия Б. на Л. даже в годы зрелости. Но его поэзия 1836-41 больше соотнесена с конкретными психол. ситуациями; большую роль играют в ней жанр сюжетного или символич. пейзажа, образы природы. Лирика Л. более точно индивидуализирована и психологически мотивирована; она яснее определена исторически и свободна от свойственных Б. социальных и моральных предрассудков. В языке лирики Б. ощутимо влияние языка классицистич. поэзии и филос. рационализма 18 в.; для Л. же классицизм - пройденный этап лит. развития, и язык его отличается большей краткостью, простотой и близостью к повседневной речи. Через любомудров Л. познакомился с учением Шеллинга, с послебайроновской и тем более с послепросветительской стадией философии и соответственно с иной стадией нравственной и худож. культуры. Чувства лирич. героя Б. всегда окружены поэтич. и трагич. ассоциациями, к-рым соответствует возвышенность фразеологии, синтаксич. сложность, обилие персонификаций и уподоблений. У Л. чувства и речь проще, будничнее, даже в трагич. ситуациях. Спокойный рассказ о битве у Валерика - такое же новое слово о войне, каким до Л. были патетич. песни "Дон Жуана" (VII-VIII). Передавая слово простому солдату, армейскому офицеру, Л. достигает объективности и высшей простоты, до конца недоступной Б. Народность, психологическая и социальная конкретность зрелой лирики Л., свобода от классицистич. штампов и поэтизмов говорят о преодолении байронизма.

Соч.: Letters and journals, with notices of his life, by Th. Moore, v. 1-4, P., 1831.

Лит.: Галахов, с. 277-88, 306-09, 595-96, 600-03; Висковатый, с. 154-66; Стороженко Н., Влияние Байрона на европ. лит-ры, в его кн.: Из области лит-ры, М., 1902, с. 185-86; Спасович (1); Веселовский А., Этюды о байронизме, в его кн.: Этюды и характеристики, т. 1, 4 изд., М., 1912, с. 517, 539-56; его же, Зап. влияние в новой рус. лит-ре, 5 изд., М., 1916, с. 183-89; Дюшен (2), с. 51-110; Розанов М. Н., с. 343-84; Шувалов (1), с. 299-301; Дашкевич (1), с. 432-34, 457-63, 470-72, 484-85; Родзевич (3), с. 33-49; Эйхенбаум (3), с. 27-34, 37-40, 46-52, 57, 60, 64, 84, 93, 103,119-23; Эйхенбаум (12), с.49-54; Жирмунский В., Байрон и Пушкин, Л., 1978, с. 110, 231, 290, 342; Гроссман Л. П., Рус. байронисты, в сб.: Байрон, М.-Л., 1924, с. 72-75; Бродский Н., Байрон в рус. лит-ре, "ЛК", 1938, № 4, с. 114-142; Гинзбург (1), с. 30-31, 35-42, 106-14, 118-19; Томашевский, с. 496-99; Федоров (1), с. 147-58, 174, 183-90, 211-20; Федоров (2), с. 246-64, 312-35; Нольман, с. 466-515; Дурылин (5), с. 170-72; Черный К., Л. и Байрон, в кн.: М. Ю. Л., 1841-1941, Пятигорск, 1941, с. 47-74; Дьяконова, с. 115-25; Финкель А., Л. и др. переводчики "Еврейской мелодии" Байрона, в кн.: Мастерство перевода, 1969, сб. 6, М., 1970, с. 192-200; Глассе А., с. 92-99, 104-05; Duchesne (1), р. 244-88; Simmons E. J., English literature and culture in Russia (1553-1840), Camb. (Mass.), 1935, p. 296-305; Entwistle W. J., The Byronism of Lermontov's "А nero of our times", "Comparative literature", 1949, v. 1, p. 140-46; Shaw J. Th., Byron, the Byronic tradition of the romantic verse in Russian and Lermontov's "Mtsyri", "Indiana Slavic studies", v. 1, Bloomington, 1956, p. 165-90; Mersereau G., Mikhail Lermontov, Carbondale, 1962, p. 27-33, 37, 40, 48-49, 66, 93, 148; Zаоrski J., Legenda Napoleortska w tworczogci Lermontowa, "Zeszyty naukowe Uniwersytetu Ltfdzkiego", 1969, zes. 64, s. 33-41.

H. Я. Дьяконова.

Источники:

1. Лермонтовская энциклопедия. Гл. ред. В. А. Мануйлов.- М.: 'Советская энциклопедия', 1981.- 784 стр. с илл. В надзаг.: Институт русской литературы АН СССР (Пушкинский дом). Научно-редакционный совет издательства.