АВТОР. ПОВЕСТВОВАТЕЛЬ. ГЕРОЙ

Расстановка ударений: А`ВТОР. ПОВЕСТВОВА`ТЕЛЬ. ГЕРО`Й

АВТОР. ПОВЕСТВОВАТЕЛЬ. ГЕРОЙ. В прозе и поэмах Л. значит, место принадлежит повествователю, ведется ли повествование от имени безымянного рассказчика или от первого лица. Повествователь у Л. или излагает сюжет или вводит в действие, воссоздавая внешнюю обстановку ("Демон", "Мцыри", "Тамбовская казначейша"), и служит существ. формой проявления позиции автора. Однако отождествление повествователя с автором нередко ведет к сужению проблематики произв., особенно поэм Л., к-рые при таком подходе оказываются замкнутыми в пределах индивидуально-романтического сознания гл. героя ("Мцыри", "Демон").

Но лермонт. поэмы не сводятся к сюжетным и духовным "приключениям" героя: судьба его представляется хотя и важным, но в известном смысле "частным" явлением, подлежащим включению во всеобщий мир. Так, существование Демона пересекается с ходом земной жизни (природа, быт семьи Гудала, свадьба, похороны, сражение; не случайно описание коня занимает целую главу). Подобно этому жизнь Печорина пересекается с орбитами жизней многих людей, даже почти не знакомых с ним. Судьба Мцыри включена в события кавк. войны, а история героев "Тамбовской казначейши" - не только в провинц. быт, но также в круг интересов читающей публики.

Исповеди Мцыри предшествует пролог в форме безымянного повествования, объединяющего позицию внешнего наблюдателя ("И нынче видит пешеход") и повествователя, углубляющегося в размышления о судьбе Грузии (пять стихов первой главы); последний неожиданно употребляет в прошедшем времени глагол "цвела". Эффект опережения времени необходим Л. для того, чтобы занять позицию, исторически обоснованную, позицию, с к-рой безопасность Грузии была бы уже свершившимся фактом и в силу этого могла быть аргументом, объясняющим действия рус. армии. Слово героя в поэме, в отличие от эпически-отстраненного слова повествователя, предельно исповедально, однако с т. з. лексики, стиля, стиха между ними нет резкой грани, что свидетельствует о некоем духовном единстве всех носителей слова в поэме. Решение романтич. конфликта - в предсмертных словах Мцыри и в последнем стихе поэмы: "И никого не прокляну"; но это и слово автора, прямое выражение авторской позиции. Существенно, что такое решение должно быть принято именно самим героем. Так выявляется отношение автора к слову героя и повествователя.

Позиции повествователей и героя в поэме имеют локальное значение; всеобъемлющей является лишь позиция автора. В "Демоне" повествователь обладает неограниченным знанием прошлого и будущего, земного и небесного и в силу этого бесстрастностью своей "наблюдающей" позиции: слово повествователя отражает отсутствие иерархии ценностей (к-рую устанавливает автор), весь временной мир для него лежит в одной ценностной плоскости. Для него равны в описании страдания Демона и скачущего коня. Слово повествователя - констатирующее и изобразительное. В последней главе эпилога звучит слово автора, окрашенное величавой, царственно-невозмутимой тональностью, как бы вобравшее характерность слова героя и повествователя и ставшее над ним.

Нек-рое сближение слова героя со словом повествователя обнаруживается в гл. VII, где слова Демона становятся словами самого поэта: "С тех пор как мир лишился рая, / Клянусь, красавица такая / Под солнцем юга не цвела".

Эпилог автора-повествователя, отделенный от вполне завершенной линии духовных "исканий" демонич. героя, указывает на локальный характер "рассказанного" сюжета, ставшего, по словам повествователя, рассказом, "страшным для детей" (очередное опережение времени на век), и одновременно на всеобщий характер "выводов", проистекающих из соотношения разыгравшейся некогда трагедии и течения времени. (Описание пришедшего в упадок дома Гудала - не снижение, а отстранение былого.)

В "Тамбовской казначейше" авт. позиция выражается в сочетании двух стилей в повествовании - высокого и низкого, к-рые, однако, не существуют раздельно. То же - в основе коллизии поэмы, драматической и анекдотической одновременно. Этим же обусловлена композиция с ее перебивкой планов, лирич. отступлениями - то в духе высокого мечтания (XLII), то в тоне обывательского рассуждения (XI, XIII). Скрепляет поэму ироническое авторское освещение, пронизывающее все уровни повествования. Здесь принцип соотношения автора и повествователя соответствует стилевым принципам изображения действительности. В других поэмах этого не наблюдается.

В романе "Герой..." смена точек зрения автора, повествователя и героя непосредственно обнаруживается в композиции произведения. Безымянный повествователь выступает фактически в роли третейского судьи между Максимом Максимычем и Печориным (в предисл. к журналу Печорина). Это подтверждает и предисл. от автора: в нем та же позиция в отношении героя. Композиция романа подчинена задаче выявления сущности героя: сначала - предваряющий рассказ Максима Максимыча, затем - объясняющий журнал Печорина, между к-рыми возникает фигура повествователя. Мнение повествователя о Максиме Максимыче - не без оттенка романтич. восторженности - долго принималось исследователями за художественно объективное и окончательное, вследствие отождествления повествователя с автором.

В романе "рассказ" ведется от имени повествователя, Максима Максимыча, Печорина и автора первого предисловия (см. Стиль). Различие позиций повествующих персонажей обусловливает разностороннее освещение явлений действительности, создавая в значит, степени впечатление самовысказывания жизни - факт, свидетельствующий об укреплении реалистич. позиций в рус. прозе 40-х гг. 19 в.

Авт. позиция Л. в "Герое..." проявляется и в отношении к слову героя. В романе существует резкая грань между словом внутренним и внешним. Внутр. слово - слово героя о себе и перед самим собой - правдиво и искренно. Внешним у Л. (в противоположность Ф. М. Достоевскому) оказывается слово, звучащее в диалоге; оно лишено искренности, оно лишь средство для достижения цели. Внешнее, т. е. по форме диалогическое, слово в сущности таковым не является, оно имеет тенденцию стать монологическим, поскольку является формой самоутверждения героя. Внутреннее слово, по форме монологическое, в сущности диалогично: именно в слове, обращенном к себе самому, Печорин соотносит размышления о ценности собств. личности с мнением о нем других. Именно такое учитывающее чужую т. з. слово содержит самоосуждение героя, заключая в себе силу его беспощадной рефлексии по отношению к себе и окружающей действительности.

В незавершенных романах "Вадим", "Княгиня Лиговская", прозаич. набросках "Я хочу рассказать вам", "Штосс" позиция автора проявляется непосредственно и открыто в комментировании и оценке чувств персонажей, авт. характеристике лиц и событий, вмешательстве в ход мыслей героев. В "Герое..." на смену этим приемам повествования приходит чередование или сопоставление позиций повествователя, автора и героев.

В целом же авт. позицию в крупных произв. Л. можно определить как надличностную: в "Герое..." он стоит над совр. обществом; в поэмах через посредство повествователя автор занимает позицию превосходства над героями и событиями вследствие предзнания: исторического в "Мцыри" и всемирного в "Демоне". Слово героя при этом - важнейшее, но не единств. средство выражения авт. понимания осуществления хода событий в масштабе ли общества, истории или всего человечества.

Лит.: Виноградов В. В., Проблема авторства и теория стилей, М., 1961; его же, О теории худож. речи, М., 1971; Бахтин М. М., К методологии литературоведения, в кн.: Контекст, 74, М., 1975; его же, Проблема текста, "ВЛ", 1976, № 10; Проблема автора в худож. лит-ре, в. 1, Ижевск, 1974; Кожинов В. В., Проблема автора и путь писателя, в кн.: Контекст. 77, М., 1978; Эйхенбаум (12), с. 221-85.

Э. А. Веденяпина.

Источники:

1. Лермонтовская энциклопедия. Гл. ред. В. А. Мануйлов.- М.: 'Советская энциклопедия', 1981.- 784 стр. с илл. В надзаг.: Институт русской литературы АН СССР (Пушкинский дом). Научно-редакционный совет издательства.